Динара Алиева: памяти Дмитрия Хворостовского
Творчество певицы всегда развивалось и продолжает развиваться в четко выверенном, поступательном русле. В этом продуманном движении, хотя репертуар артистки постоянно пополняется новым музыкальным материалом, охватить всё и сразу она не спешит. Голос Динары Алиевой – большой по диапазону и объему звучания, тембрально роскошный, богатый на «бархатные» нюансы, истинно оперный, академически царственный. Его универсальная фактурность – щедрый дар природы. Изысканно-бесшовная «переходность» между soprano lirico и soprano lirico-spinto (lirico-drammatico) позволяет исполнять ему и лирический, и лирико-спинтовый (лирико-драматический), и, как показал этот оркестровый рецитал в Москве, драматический репертуар. Но переходить решительно и бесповоротно на сугубо драматические партии Динара Алиева не торопится, что абсолютно понятно и естественно. Их время непременно настанет и, похоже, оно уже не за горами, так что услышанное из этого репертуара стало незабываемо значимыми заявками на не столь уже далекую перспективу.
И речь идет, прежде всего, о партиях главных героинь в «Манон Леско» и «Мадам Баттерфляй» Пуччини. Из первого опуса прозвучали два фрагмента – меланхолически-просветленная ария «In quelle trine morbide» и монолог безысходного отчаяния, «ударный» широко известный драматический хит «Sola, perduta, abbandonata…». Этот страстный монолог в музыкально-выверенной, экспрессивно-яркой трактовке певицы слышать в рамках концерта ранее уже доводилось, но первую из названных пьес довелось услышать впервые. Две арии – еще не вся партия, но в совокупности меломанскую интригу они создали чрезвычайно сильную: артистическое перевоплощение певицы даже в формате концерта и вокальный драматизм сочетались в них с безупречностью музыкальной стилистики, с психологически тонким проникновением в довольно неоднозначный, противоречивый характер главной героини. Сегодня для воплощения этого образа в спектакле певица обладает всеми необходимыми ресурсами: ее голос для этого созрел. Хочется верить, что когда-нибудь в этой партии мы услышим ее и в Большом театре России, солисткой которого она является.
Но подлинным катарсисом отделения Пуччини стал его финал – предсмертная ария Мадам Баттерфляй «Tu? Tu? Piccolo Iddio!», потребовавшая драматизма в квадрате, и он певицей был полновесно предъявлен. В интерпретации этой арии определяюще важным было то, что при всём драматизме ее момента, при всей трагичности ситуации, музыкальная линия предстала неразрывно ровной, восхитительно изящной, кристально чистой. И если финал «Мадам Баттерфляй» – шедевр известный, то номером, открывшим блок музыки Пуччини, стал абсолютнейший для нас раритет – трагически-мрачная ария Фиделии «Addio, addio mio dolce amor!» из последнего акта «Эдгара», второй оперы композитора. В ней героиня, думая, что ее возлюбленный Эдгар пал на поле боя, оплакивает его в надежде на встречу с ним в лучшей жизни.
После покоривших новизной «Виллис» и малоудачного, практически забытого сегодня «Эдгара», в котором композитор в чем-то безуспешно пытался подражать Верди, Пуччини станет, наконец, Пуччини, обретя свой фирменный индивидуальный почерк лишь в своей третьей опере «Манон Леско». Но ария Фиделии из «Эдгара» в начале второго отделения вечера стала весьма удачной связкой между избранными лирико-драматическими хитами Верди и драматическими хитами Пуччини.
Весь прозвучавший репертуар Верди хорошо нам знакóм, но из него в живом концертном исполнении певицы с ходу вспоминается лишь ария Леоноры «Pace, pace mio Dio!» из «Силы судьбы», проведенная и на сей раз темпераментно свободно и экспрессивно захватывающе. А тремя подлинными подарками меломанам в плане вердиевской «драматической кантилены» стали романс Леоноры «Me, pellegrina ed orfana» из «Силы судьбы», ария Амелии «Morrò, ma prima in grazia» из «Бала-маскарада» и ария Елизаветы «Tu che le vanità» из «Дон Карлоса». Вот где в наибольшей мере (во всех трех фрагментах) проявилась потрясающая способность певицы к изумительно тонкой, проникновенной, но при этом подчеркнуто драматической нюансировке! В марте ожидается дебют певицы в партии Елизаветы в «Дон Карлосе» в Большом театре, а по весне его репертуар должен пополниться новой постановкой «Бала-маскарада». Так что в перспективе пожелаем певице дебютировать на сцене ее родного театра и в партии Амелии – такой благодатной и желанной для всех лирико-драматических и драматических сопрано!
В этот вечер певице аккомпанировал Государственный академический симфонический оркестр России имени Евгения Светланова под управлением , который выступил не только как чуткий и внимательный союзник солистки, но и как интерпретатор, определенно, сумевший заинтересовать и в оркестровых номерах. Динара Алиева всегда выстраивает свои сольные программы с отменным вкусом и стилистической безупречностью, делая это так, что динамика эмоциональности слушательского восприятия непременно развивается по нарастающей. Так было и на сей раз. Но при этом хочется обратить внимание и на стилистическую выдержанность оркестровых фрагментов-связок, прозвучавших в блоке Пуччини. Четыре интермеццо из его опер (из «Виллис», «Сестры Анжелики», «Манон Леско» и «Мадам Баттерфляй») предстали восхитительно впечатляющей симфонической фреской-сюитой, а «инкрустированные» в нее арии в исполнении певицы – яркими самоцветами в короне музыки Пуччини.
В отделении Верди лишь увертюра к «Силе судьбы» оказалась номером, заигранным, что называется, до дыр. Увертюру же к «Балу-маскараду» в оперных гала-вечерах играют довольно редко, еще реже – психологически тонкое, изысканное вступление ко второму акту «Дон Карлоса» (если иметь в виду итальянскую четырехактную версию), а вставную балетную музыку из оперы «Отелло», написанную композитором специально для постановки в Париже, практически совсем не играют. Так что все три исполненных в этот вечер оркестровых «раритета», раритетами, конечно же, не являющихся, вызвали заметный прилив неподдельно свежего слушательского интереса. В финале вечера памяти Дмитрия Хворостовского из вердиевского «Отелло» прозвучала молитва Дездемоны «Ave Maria», и прозвучала она далеко не случайно: в этом был свой особый сакральный смысл. Молитва Динары Алиевой к Святой Деве была обращена за упокой души великого артиста, и как слушатели мы ощутили это необычайно сильно.
…Фотопортрет Дмитрия Хворостовского был с нами на протяжении всего вечера, но портрет, с которого певец смотрел с высоты фасада сцены на публику, был не портретом в раме, а слайд-проекцией, субстанцией света, словно излучавшей саму ауру ушедшего от нас исполнителя. Общее затемнение в зале в финале «Ave Maria», когда на последних тактах этого номера к портрету певца обратила свой взор и Динара Алиева, произвело мощный эффект перехода в Вечность: земная жизнь артиста окончилась, но свет его творческой жизни остался. Субстанции Вечного света неподвластно ничто, и в темноте зала портрет певца несколько мгновений продолжал излучать свою земную ауру. Этих мгновений было достаточно, чтобы понять: как не горят рукописи, как не горят партитуры, так и не горят, оставаясь в веках, достижения больших артистов…
Фото Сергея Булкина
Игорь Корябин
Источник: « назад