В Государственном большом концертном зале им. Сайдашева ГСО РТ с Александром Сладковским исполнил Первый виолончельный концерт Альфреда Шнитке (солист — Александр Князев) и 12-ю симфонию Дмитрия Шостаковича «1917 год». Концерт убедил музыкального критика «БИЗНЕС Online» Елену Черемных в том, что иногда музыкальный смысл произведений значит больше, чем их названия.

Фото: Сергей Елагин

МЕСТНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ

Присутствие Шнитке в репертуаре губайдулинского фестиваля современной музыки только на первый взгляд могло показаться случайным. Дело даже не в том, что его Первый виолончельный концерт уже звучал на этом фестивале пару лет назад в исполнении замечательного виолончелиста Бориса Андрианова, а в том, что советский авангардист Альфред Шнитке, чей жизненный путь завершился в Гамбурге (в Германии ныне проживает и София Губайдулина), происходил из поволжских немцев. В московскую бытность как он, так и Губайдулина вошли в черные списки Союза композиторов СССР. В отсутствии официальных заказов оба зарабатывали музыкой для кино. Оба стали всемирно известны. И оба к настоящему времени поменяли статус авангардистов на звание классиков.

Биографически не привязанный к Поволжью Дмитрий Шостакович, в свою очередь, стоял у истоков истории Государственного симфонического оркестра Татарстана. В 1960-е именно он сочувственно отнесся к идее Назиба Жиганова создать в Казани собственный симфонический оркестр, и, судя по некоторым данным, даже лоббировал выпущенный в октябре 1965 года указ о создании такового. Губайдулиной он тоже человек не чужой: после выпуска из аспирантуры Московской консерватории именно Шостакович советовал ей придерживаться избранного пути. Путь оказался нелегким, как и судьба напутствовавшего Губайдулину советского классика.

Партитуры двух авторов на букву «Ш» под огромным губайдулинским портретом в ГБКЗ им. Сайдашева показались не случайными еще и потому, что в каждой из них губайдулинская идея «не потерять себя» выражена с паспортной отдачей. Немецкие корни Шнитке легко было расслышать в отголосках баховских хоралов, образцово пропетых медной группой ГСО РТ: на них, как на глубоко вбитых сваях, держится весь каркас Виолончельного концерта. А русская традиция Шостаковича, при всей «революционности» названия и цитируемой мелодии «Смело, товарищи, в ногу», не позволяет отвлечься от внятно слышимых хоровых стонов Мусоргского и – не поверите – темы Первого фортепианного концерта Чайковского.

Фото: Сергей Елагин

РОК-КОНЦЕРТ ДЛЯ ВИОЛОНЧЕЛИ С ОРКЕСТРОМ

Самое интересное в истории Виолончельного концерта Шнитке – то, что он был написан после первого инсульта (1987), что он был посвящен Наталии Гутман, буквально в эти дни отмечающей 75-летие, и что ею он был записан наизусть. После Гутман подвиг с «наизусть» за прошедшие 30 лет повторили только два виолончелиста: Александр Ивашкин — друг Шнитке и автор книги о нем, и швед Торлейф Тедеен. В Казани солировал Александр Князев, который, по его собственному признанию, играл это произведение второй раз в жизни.

Именно его сольная партия и сработала топливом, эмоциональная сила которого привела в движение всю партитуру. Вокруг виолончельного звука, как вокруг торнадо, взметались и современные гулы, и баховские хоралы. Соблюдая чистоту структурных швов и, одновременно, ни на секунду не ослабляя катастрофический нерв музыки, Сладковский включал и выключал мириады оркестровых красок, во второй части показал изумительной красоты уход в тишину, а в финале, симфонической «подушкой» накрыв громкость, обеспечил солирующему тембру вертикальный взлет.

Для того, чтобы осуществить в партитуре новозаветный сюжет про вознесение души, Шнитке позаимствовал у модной тогда рок-музыки прием электронной подзвучки. И надо было видеть, как мощно и неотменимо прочертил это движение – вверх — Александр Князев, поднявший из нижнего виолончельного регистра звук, становящийся свистом, движением воздуха, сияющей точкой в бескрайней карте неба. На щедрые аплодисменты дивный музыкант ответил взаимностью и исполнил один за другим три биса: Сарабанду из сюиты Баха до-минор, Жигу из сюиты Баха До-мажор и Прелюдию из сюиты Баха Соль-мажор.

Фото: Сергей Елагин

С ЛЕНИНЫМ БЕЗ ЛЕНИНА

Симфония, написанная Шостаковичем в 1961 году и, по легенде, посвященная памяти Ленина в свое время показалась странным, чуть ли не конформистским сочинением. Она до сих пор уступает в популярности 11-й симфонии «1905 год», не говоря уже о 7-й «Ленинградской». Календарный умысел Шостаковича с годовщиной Великого Октября может приоткрыться только если хорошо расслышать эту музыку и понять, что никакими названиями частей «Революционный Петроград», «Разлив», «Аврора», «Заря человечества» не объяснить ее тайного содержания, впроговорку — о революции, а на самом деле целиком обращенного к великому прошлому русской музыки.

Уникальный опыт ГСО РТ, в позапрошлом августе всего за месяц записавшего для фирмы «Мелодия» все 15 симфоний Шостаковича и меньше месяца назад презентовавшего результат в Москве в Большом зале консерватории, ныне ставит казанский коллектив в -позицию исключительного носителя симфонической – и, что важно, самой современной по Шостаковичу — информации. В скромных размышлениях самого Сладковского о том, что он традиционалист и следует только тому, что написано в партитурах, угадывается симпатичное дистанцирование от действительной величины всего изученного, расшифрованного и воплощенного им в симфонической антологии Шостаковича.

Если не знать названия 12-й симфонии и ее идущих без перерыва частей, трудно отделаться от мысли, что слушаешь эпизоды из Вагнера (ах, какие валторны!), за которыми вдруг – в коде первой части — проступает тема Концерта Чайковского, а в финале – и вовсе Мусоргский. Темпо-ритм меняется, деформируя классическую симметрию, симфоническое западничество сплывает под натиском пушечно-колокольной русскости. Революционный плакат смят в комок и отброшен за ненадобностью, — такой полноты и насыщенности оркестровые краски, такой густоты и экспрессии эпический размах. Какой уж Ленин в Разливе, если музыкальная мысль мрачна, как рембрандтовский «Портрет старика»! И какая «Заря человечества», если в финале струнные унисоны стонут, как народ в прологе оперы «Борис Годунов».

У странной истории под названием «симфонический Шостакович» в последние годы сложилось две крайности: дирижеры и оркестры либо снимают все советские аллюзии, подавая Шостаковича абсолютным классиком, либо усиливают болевые точки всего в нем узнаваемого, запиленного в позднесоветских хрониках с обличительным оттенком.

Шостакович Сладковского – особенный: не интроверт и не ниспровергатель. Он – художник, упертый и сильный, намеренно отворачивающийся от слуховой памяти своего времени ради того, чтобы возобновлять другие времена. Будучи Шостаковичем прошлого и Шостаковичем будущего одновременно, это тот композитор, который упорно отказывает себе лишь в необходимости быть композитором настоящего.

Мало сказать, что такое понимание Шостаковича невероятно роднит его с Софией Губайдулиной, наделенной слухом к далекому, а не близкому, к личному, а не коллективному. Такой Шостакович ставит ГСО РТ и его руководителя в позицию музыкантов, которые, быть может, раньше других угадали и возобновили спрос на гениев антигениального времени, абсолютно безошибочно сформулировав его под эгидой фестиваля современной музыки.

Елена Черемных
Видео: Сергей Елагин

Источник: https://www.business-gazeta.ru/article/363988

« назад