О фирме «Мелодия» в последнее время говорят много, и поводы – достойные. То «Мелодия» выпустила роскошный, уже ставший раритетом, бокс с 50-ю дисками Рихтера к его 100-летию со дня рождения, то «Мелодия» записывает цикл симфоний Шостаковича с Симфоническим оркестром Республики Татарстан, Александром Сладковским и лауреатами XV конкурса им. П.И.Чайковского, то слышим, что готовится к выпуску очередной раритет – бокс с 50-ю дисками теперь уже Гилельса, тоже к 100-летию… Вот мы и решили узнать все подробности у Карины Абрамян, первого заместителя генерального директора фирмы «Мелодия», «мотора», души и вдохновителя большинства проектов. Карина радушно пригласила меня в офис «Мелодии» на Карамышевской набережной («Приезжайте, мы как раз Гилельса собираем!»). Убедившись воочию, что работа кипит, и весь коридор уже заставлен ящиками с готовой для отгрузки продукцией, я задала первый вопрос – о том, как все начиналось.

-В последние годы музыкальная общественность нашей страны (и не только) впечатлена той деятельностью, которую фирма «Мелодия» развила и продолжает энергично развивать. Но был такой период, когда о «Мелодии» практически забыли…

-Да, лет 10 тому назад.

-Потом, как-то постепенно, стали появляться интереснейшие проекты, все больше и больше…

-И все круче и круче.

-Когда начались эти положительные сдвиги, Вы помните этот момент?

-Да, я пришла в «Мелодию» в 2004 году, раньше, чем Андрей Борисович (Кричевский, генеральный директор фирмы «Мелодия» – прим.авт.), и пришла в компанию, которая ничего не делала с точки зрения производства. Не было своего адекватного редакторского департамента, не было своих дизайнеров, и «Мелодия» превратилась в горстку людей, которые занимались продажей лицензий на Запад и в той же России.

У меня тогда сын был помладше, и, помню, я покупала ему детские сказки, выпущенные компанией «Твик-Лирек» (была тогда такая). Эта компания брала лицензию у фирмы «Мелодия» и выпускала продукцию для детей. И тогда мы решили, что надо возвращать историю «Мелодии», надо производить, что-то выпускать под собственным лейблом, выходить на Запад. Но на это нужны время, база, силы, для этого, прежде всего, нужно понимать, какие изменения произошли на рынке за время бездействия компании. «Мелодия» с 1992 года почти ничего не производила. Спустя десятилетия объективно сложно вернуться и сразу понять, что необходимо рынку.

-И с чего Вы начали?

-Я пришла на должность PR-директора, но когда продукта нет, что пиарить? Продвигать можно, когда есть продукт, причем качественный. И я стала объяснять тогдашнему руководству компании, что в первый раз я смогу продать любой продукт в хорошей упаковке, но у меня получится сделать это только один раз, потому что люди откроют, посмотрят, послушают и второй раз уже не купят. Я сама росла на этих детских пластинках, и мне было очень обидно, что некие компании выпускают наши записи в плохом качестве: неоригинальный дизайн, звук низкого качества и так далее, а сама «Мелодия» ничего не делает. Поскольку у меня первое образование педагогическое, в виде общественной нагрузки я решила заниматься детскими проектами. В 2004 году именно детские диски в хорошем, качественном исполнении на физических носителях пользовались спросом. Мы взяли детского редактора, который с нами работает до сих пор (это Наталья Пшеничная, у нее тоже педагогическое образование), и стали делать диски, добавляя к стандартной упаковке раскраски, загадки, кроссворды, чтобы детям было интересно. А уже, наверно, после 2007 года, у нас ведь, как вы знаете, инициатива наказуема, я стала заниматься и другими направлениями. Я не стремилась заниматься редакционной политикой, но так сложились обстоятельства, «Мелодии» тогда было трудно, ведь и условия до прихода Кричевского были сложные, и зарплаты минимальные: кто-то приходил, кто-то уходил. А я как-то прониклась уже духом «Мелодии».

Мы понимали, что на правильном пути: лейбл можно и нужно возродить, для этого есть и возможности, и силы, и роскошный архив. Поскольку я в первую очередь PR-директор, для меня было важно, чтобы я могла с гордостью представить наши диски журналистам. А если дисков нет, их надо произвести. Поэтому я поняла: если я хочу выполнить свою миссию PR-директора, значит, мне нужно произвести продукт. И сейчас у меня с этим никаких проблем нет. Мы издаем такие диски, что нам за них не стыдно, мы гордимся нашей командой. И нам не будет стыдно перед следующими поколениями, которые увидят, как фирма «Мелодия» работала в этот период.

Я считаю, что в тех условиях, в которых мы работаем, мы делаем по максимуму. В «этих» – я имею в виду, что наша форма собственности – это «ФГУП “Фирма Мелодия”», и это накладывает определенные обязательства и ставит нас в определенные рамки. Но при этом нам очень повезло с генеральным директором. Безусловно, насколько это возможно в наше неспокойное время, у нас есть стратегическое планирование, но мы стараемся жить по принципу «здесь и сейчас» – мы делаем важные, значимые проекты, не дожидаясь благоприятных условий. При Кричевском мы можем себе это позволить. А какое нас ждет будущее – светлое или не очень, науке это неизвестно. Были же попытки приватизировать нас таким образом, что весь наш архив оказался бы на полках Росархива, где никто не занимался бы реставрацией и выпуском продукции, это было бы просто хранение. Отдать нашу историческую фонотеку в общий архив – значит похоронить ее.

-А в каких условиях у вас хранится архив?

-У «Мелодии» нет специальных условий, которые должны быть у архива. Хорошо, что никуда не выкинули, что чисто и светло, потому что архив неоднократно перевозили. Государство нас не замечает.

-Но это же национальные ценности. Уникальнейшие. Не дай бог что случится…

-Вот поэтому все и цифруется. Когда Андрей Борисович пришел в 2007 году, было оцифровано максимум процентов десять. А сейчас мы уже перевалили за шестьдесят, даже ближе к семидесяти в этом году. И нам останется хвостик в тридцать процентов. Но аналог надо сохранять, потому что весь винил делается с аналоговых записей. В идеале весь архив будет оцифрован, при этом аналог никто не отменял. Он должен быть. Он у нас реставрируется, и когда звукорежиссеры бережно цифруют, они, естественно, работают с пленкой, чтобы она «дышала». Ее сначала раскладывают на стол (нельзя сразу ставить на штудер), она должна отлежаться. Потом, ей это идет на пользу, когда ее перематывают. Для пленки это – как зарядка в середине рабочего дня.

-Оборудование, на котором пленку прослушивают, у вас осталось еще с советских времен?

-Наши штудеры – наследство от прошлого. Их уже не производят, они действительно на вес золота. Оцифровка архива и сохранение этого культурного пласта – важная часть нашей работы, мы ведь самый большой аудиоархив в России. При этом лейбл есть, и лейбл очень узнаваемый. «Мелодию» и на Западе помнят, знают и ценят до сих пор.  

-Да, логотип узнаваемый и очень характерный. С ним выросло не одно поколение меломанов. Имя автора сохранилось?

-Есть. Это был интересный художник, Андрей Денисович Крюков, и у нас сейчас возглавляет художественный отдел, кстати, тоже Крюков, но Ильдар (улыбается). Однофамилец, правда.

-Мы, потребители, видим результат вашего труда в виде конкретной продукции – дисков, винила. А как выглядит компания изнутри, какова структура «Мелодии»? Есть ли у вас своя производственная база в настоящее время?

-У нас на сегодняшний день нет своих производственных мощностей, но есть производственный отдел, отвечающий за выпуск продукции. Самый важный, конечно, редакционный департамент: это редакция классических программ, редакция эстрадных программ, редакция детских и литературных программ. Когда я гордо говорю – «редакционный департамент» – надо понимать, что на сегодняшний момент там трудится пять человек. Всего. Это наша творческая лаборатория: мы принимаем решения, потом составляем план работы. Очень долгое время мы работали только с архивными записями. И составляя планы проектов, мы исходили из того, что вот это – редкая запись, а это – феноменальное исполнение… Естественно, это все происходит в плотном контакте с дистрибьюторами. К примеру, если у нас есть ранние записи Григория Соколова, понятно, что их нужно издавать. Это не требует никаких подтверждений, доказательств, ожидаемо, что его диск будет иметь успех. Все мы знаем, что сейчас Соколов не очень любит студийные записи, а в юношеские годы как раз записывался и только на «Мелодии».

И вот, редакционный департамент составляет план, а дальше уже звукорежиссеры занимаются оцифровкой архива, чтобы редакторы могли все прослушать и выбрать лучшее исполнение. Допустим, мы знаем, что у нас опера «Евгений Онегин» существует в четырех вариантах записи. Соответственно, нужно выбрать, какой вариант на сегодняшний момент лучше и почему. Это абсолютная вотчина редакторского департамента, где все редакторы с высшим музыкальным образованием, и я им полностью доверяю. А когда запись выбрана, мы работаем над текстами для буклета, их переводом на иностранные языки, над созданием дизайна, очисткой авторских прав. Если мы используем художественные работы, необходимо получить разрешение на использование, приобретение фотографий в агентствах. Дальше уже и юристы подключаются. Это то, что касается архивных записей. Если это запись не архивная, а новая, то это уже другая история.

У каждого проекта есть свой менеджер, мы определяемся, где записываем, с каким звукорежиссером. Мы знаем, что у исполнителей есть свои звукорежиссеры, с которыми они предпочитают работать. Допустим, Лукас Генюшас записывается с Марией Соболевой, это его звукорежиссер, они слышат друг друга. Хибла Герзмава записывается с Русланой Орешкиной из Московской консерватории. А, допустим, проект «24 прелюдии и фуги Всеволода Задерацкого», который мы уже записали и который будет доступен осенью, мы готовили с Михаилом Спасским. Мы знаем, что у наших молодых пианистов именно Спасский пользуется доверием. И каждый раз согласовываем графики, заключаем контракт с Московской консерваторией или Академией хорового искусства имени В.С.Попова (это Мария Соболева). Идет запись, мы ждем, в среднем месяц, пока нам сдадут мастер, за это время подписываем все документы, также готовим тексты в буклет. У каждого артиста свое мнение: кто-то говорит, «сами пишите тексты», кто-то, как Юрий Фаворин – «я сам напишу». Иногда мы проводим фотосъемку артистов, а у кого-то уже есть фотографии, которые мы можем использовать. Кажется, что алгоритм предельно ясен, но каждый проект индивидуален. Буквально в любом проекте может быть сложная история с авторскими правами, или в архиве обнаружится маленький брак со звуком, и тогда необходимо время на ремастеринг или даже реставрацию, и процесс создания будет растянут по времени.

-В среднем сколько по времени занимает полный цикл с момента принятия решения до появления диска в продаже?

-Если решение принято, сразу ставим проект в план. Вот у меня висит план производства на месяц (указывает на стену), сколько мы должны сдать. План составляю я, а затем мы все, и производственный, и юридический, и художественный отделы, обсуждаем его.

Длительность проекта зависит также от того, сколько времени потребуется звукорежиссерам (если это архивная запись), чтобы сделать ремастеринг. Возьмем проект «Симфонии Малера: Кондрашин/Сладковский». В нем есть и новые записи (это Павел Лаврененков, который сделал три записи с ГСО РТ и Сладковским), и три наших архивных, которые звукорежиссер подготовит за месяц. Если в сентябре поставим его в план и приступим к написанию аннотаций, ремастерингу, дизайну, то к 1 октября он должен быть сдан в производственный департамент. Раньше производственный цикл занимал две недели, сейчас сроки увеличились до трех недель. Сначала печатается полиграфия, параллельно печатаются диски, потом все это в одном месте аккумулируется для упаковки и целлофанирования, потом транспортируется на склад.

-А тираж как определяется?

-У нас всегда тысячный тираж. Первоначально. Сейчас в основном печатаем только классику, и порядка 600-700 дисков сразу уезжает за границу. У нас большая дистрибьюторская сеть, а необходимо, чтобы каждый, даже маленький, дистрибьютор получил (500 дисков – это минимум, который надо отправить с первого тиража). Но каждый проект обсуждаемый. Вот сейчас мы поняли, что за юбилеем Гилельса немного забыли, что в этом году также был юбилей у Иегуди Менухина. Тоже 100 лет.

-Между прочим, 22 апреля было.

-Да, но Гилельса мы начали делать в январе. Представляете, надо было подготовить 50 мастеров с редчайшими записями! Это сложнейшая работа, а ведь даже просто сделать коробку в производственном цикле – это целый месяц. Учитывая, что мы при этом не закрываем другие проекты. Нет, этот мощный проект идет, а параллельно еще выпускаются другие. Поэтому, начиная с идеи, с циклом создания и производства, с оформлением всей базы, всех документов и выкладкой в интернет-магазин двух месяцев достаточно. Если это новые записи, все зависит от звукорежиссера, от исполнителя, от того, сколько времени ушло на запись. Вот, допустим, мой фаворит Юрий Фаворин (да, хорошо звучит, –смеется) сделал невозможное. Я слышала, как он записывал цикл Задерацкого, и была просто поражена.

-Говорят, Задерацкого он безумно хорошо играет.

-Он вообще великолепный! Сольный диск для «Мелодии» Юра записал за две смены. Да-да, за восемь часов. И это практически невозможно. Что он сделал? Он сел за рояль и весь свой часовой альбом сыграл целиком – устроил такой концерт. Да, потом уже добавлялись фрагменты, были «дописки» (такой сленг из нашей музыкальной жизни), но это работа, в моем понимании, на 5 баллов. А есть такие исполнители, которые пишут по пять смен. Чтобы записать альбом, им нужно 20 часов, а не 8. Ведь исполнители, когда играют со сцены, очень часто не слышат себя, а когда проверяют свою запись, бывают разочарованы. И то, как ты сыграл, вся твоя импровизация – вот она уже здесь. Запись фиксирует звук, и с этим звуком исполнитель входит в историю.

Бывает, что мы работаем в сжатые сроки, когда нужно сделать проект за 2–3 недели, но это цейтнот. Почти все наши диски выходят на русском, английском и французском языках, и можно не заметить опечатку, поэтому у нас, естественно, есть корректоры. А проекты с боксами Рихтера и Гилельса вообще на четырех языках. Между прочим, это 50 дисков, 50 трек-листов на четырех языках! И мы понимаем, что отвечаем за каждую точку, каждый пунктир, каждую букву. А у людей глаза «замыливаются». Представляете, вычитывать 50 трек-листов на четырех языках…

-И где можно приобрести вашу продукцию?

-На сайте «Мелодии» в нашем интернет-магазине или в офисе на Карамышевской набережной. Есть дистрибьюторы по России. Вот с продажами в магазинах все несколько хуже – это экономически невыгодно, музыкальные магазины закрываются. Современный рынок уходит в цифру. Но при этом мы говорим: да, «Мелодия» развивается и в цифре, и на физических носителях (есть ценители, которые любят физические носители и слушают на дисках), и делает винил. Часто это бывает винил под заказ, например, винил очень ценится в Корее, в Японии, и бывает так, что мы получаем спецзаказ с конкретной программой. Вот, например, корейцы обожают Даниила Шафрана, поэтому выпускаем для них записи Шафрана и отправляем в Корею.

-Но, кроме качественного содержания, ваша продукция отличается роскошной упаковкой – ее действительно приятно брать в руки, приятно открывать и приятно на нее смотреть. Одно сплошное тактильное и эстетическое наслаждение. Как вы этого добиваетесь?

-Да, я неоднократно говорила в интервью, что для меня важна упаковка. Я считаю, что в эру цифровых продаж и цифровых технологий, если люди готовы покупать физический носитель, он должен выглядеть как подарок, для коллекции, для библиотеки. Как есть книжки в тонком переплете и мягкой обложке, которые люди берут с собой в отпуск, а есть книги, которые покупаешь на всю жизнь. У нас интересная история с изданием дисков Иегуди Менухина – поскольку все имеющиеся у нас записи с 1945 по 1962 год, мы подумали, что здорово было бы сделать крафтовый вариант. Тогда ведь не существовало глянцевой бумаги, и мы сделали такую стилизацию.

-Все-таки бокс с Менухиным решили выпустить?

-Шесть дисков, все записи, когда он в Советский Союз приезжал.

-Когда диски приходят на склад, неужели весь тираж, всю тысячу надо слушать?

-Нет, конечно, не всю. Выборочно. Но отслушать надо. Их и слушают заново: звукорежиссеры на предмет брака, редактура, чтобы трек-лист полностью совпал. Ведь может быть все что угодно. Когда я пришла на «Мелодию», фирма сотрудничала с Уральским электронным заводом. «Мелодия» тогда выпускала бокс Гилельса из 5 СD, так вот – четыре диска были отличные, а в пятый попала матрица частушек. Но мы все отловили. А так бы люди купили четыре диска Гилельса и один – частушек. Под лейблом «Мелодии», с трек-листом Гилельса. Это был единичный случай, но мы все равно теперь слушаем. Сейчас успели сделать юбилейное издание Менухина (релиз сентября), в октябре – долгожданный альбом Хиблы Герзмава с Даниилом Крамером – «Опера. Джаз. Блюз». Это будет просто феерия! Мы эту программу записали зимой, процесс записи был сложным. Я лично очень жду этот альбом, потому что Хибла – это моя любимая оперная певица… Затем выйдет диск Антона Батагова с записями 1986 года с конкурса Чайковского (релиз октября). Это была его идея – издать свои ранние записи, на диске – Чайковский, Прокофьев, Скрябин, Шопен, там очень хороший текст Батагова, где он рассказывает, как Татьяна Николаева готовила его к конкурсу. А на записи, я не знаю, как это получилось, она же была live, слышно чириканье воробья. Как он залетел? Играет Антон и чирикает воробей. И мы это оставили.

Александр Сладковский, фото пресс-служба ГСО РТ

-«Мелодия» уже выпустила комплект всех симфоний Шостаковича в исполнении отечественных дирижеров XXвека. И вот – новый проект записи всех симфоний и инструментальных концертов с оркестром Республики Татарстан, Александром Сладковским и лауреатами конкурса Чайковского. Почему именно с этим оркестром и дирижером?

-Ну, со Сладковским все просто. Мы познакомились у Хиблы Герзмава на ее фестивале в Абхазии год назад, где оркестр выступал по приглашению Хиблы. Мы пообщались, получили приглашение приехать в Казань на оперный фестиваль «Казанская осень» – он проходит каждый год, кажется, вы там тоже были в прошлом году?

-Да-да, помню, там выступали Андрей Жилиховский, Сергей Скороходов и Полина Пастирчак. Как раз 30 августа был дикий холод, а ребята пели прямо на набережной…

-Мы приехали и поняли, что это наши артисты, нам комфортно с ними, помимо того, что это высококлассный оркестр. К примеру, возьмем те же записи в Казани. Лукас Генюшас записал свой концерт фактически за два с половиной часа! Когда мы составляли график записи, планировали на каждого исполнителя – а у нас в списке Дмитрий Маслеев, Лукас Генюшас, Александр Рамм, Александр Бузлов, Сергей Догадин и Павел Милюков – один рабочий день, то есть две смены по 4 часа. Нам ребята ни слова не сказали, а потом я узнала, что они сомневались – «как можно целый концерт Шостаковича записать за такое время»? Запись была организована так: с 11 часов идет четырехчасовая запись, потом пауза с трех до пяти, оркестр отдыхает, и с пяти – снова четыре часа. Все записались практически за одну смену! Потом каденции дописывались, но это уже из области перфекционизма (улыбается). А вообще – записались за два с половиной – три часа. Это о чем говорит? О том, что там великолепный оркестр, который слышит исполнителя. Это же самое главное для совместной работы. Поэтому в ответ на вопрос – «А почему Сладковский?» я всегда говорю – «А почему нет? Он – крутейший!»

Александр Сладковский, Лукас Генюшас, фото пресс-служба ГСО РТ

-Они и правда особенные. Не только профессионалы высочайшего уровня, но еще и очень душевные люди.

-Вот сейчас была запись в Казани. Весь август – под плюс 30. Владимир Рябенко (звукорежиссер проекта – прим.авт.) выключил все, что возможно, чтобы никаких помех не было. Кондиционеры, естественно, не работали. Восемь часов в день: сначала репетиция, потом запись, пауза и снова запись. Я считаю, что это героический труд. У меня айфон отказывался работать в такую жару, он перегревался. Во время записи я выбрала себе первый ряд в бельэтаже в центре. Знаете, это невероятное ощущение, когда ты один в зале, а оркестр играет. Это была запись Лукаса – Первый концерт Шостаковича. Обычно после того как дубль завершен, должна быть пауза 2–5 секунд. И в этот момент я фактически выпрыгнула с этого балкона с криком «Браво»! Я все понимаю, я же представитель звукозаписывающего лейбла. Но благодаря игре Лукаса я так ярко представила себе таперскую молодость Шостаковича, это было так великолепно, что я не сдержалась. Думаю, если бы это был кто-то другой, Сладковский бы его удушил. И я бы сама удушила этого человека, потому что дубль был просто космический! Вот почему Сладковский, вот почему Казань.

-Ну, а почему «Мелодия» опять решила записать симфонии Шостаковича?

-У нас же были исторические архивные записи. Сами мы не записывали. Нас все время спрашивают: а почему вы решили издать так? Мы издали записи восьми дирижеров советской эпохи, включая Рудольфа Баршая, Кирилла Кондрашина, Евгения Светланова, Геннадия Рождественского, и 15-й симфонией дирижирует Максим Шостакович. А новых записей не было. Новые делал только Гергиев. Записать всего Шостаковича – не каждый оркестр осилит. У Александра Сладковского был целый график: он четко понимает, что на одну симфонию понадобится два дня, на другую надо уже три. Это зависит от сложности произведения, состава оркестра. Ведь каждая симфония – это отдельная история.

-С оркестровыми понятно, а как будут записываться симфонии с хором и солистами?

-Тринадцатую и четырнадцатую дописываем с Натальей Мурадымовой и Петром Мигуновым в октябре. Хор будет в Казани (это Академический Большой хор «Мастера хорового пения» под управлением Льва Конторовича) с 20 по 24 октября. У нас очень сложная логистика – оркестр в Казани, а хор и солисты приезжают из Москвы. Это связано с финансами, и мы пытались оптимизировать расходы и совместить сложные графики участников проекта. Но мы уже по симфониям абсолютно четко поняли, что в этом году выпустим по отдельности три диска концертов с солистами, скорее всего, в конце ноября.

Лукас Генюшас, Владимир Рябенко, Карина Абрамян, фото пресс-служба ГСО РТ

-Когда, в таком случае, выйдут симфонии?

-Все симфонии будут готовы к осени будущего года, потому что Владимиру Рябенко нужно время на создание мастеров. Стандартно один мастер делается за месяц. Мы с ним договорились, что он все нам отдаст примерно в апреле. Причем сначала Рябенко будет присылать готовый материал Сладковскому, а ему надо обязательно отслушать. Потом еще и солисты должны слушать. Постпродакшн – история длинная.

-Это лето вы посвятили Гилельсу. Вижу, что сборка боксов идет полным ходом. Действительно ли тираж издания – ровно 2016 штук?

-Да, ровно 2016.

-Вы же говорили, что у вас тираж всегда по тысяче? Как так получилось?

-Плановый тираж – это тысяча. А есть limited edition. С Рихтером первоначально напечатали тысячу. Я безумно боялась, что мы ее не продадим, потому что она дорогая, но она продалась в рекордно короткий срок. Наш немецкий дистрибьютор Naxos просил дополнительный тираж, они готовы были сделать предоплату. А у нас только месяц уходит на производство… И с Гилельсом мы пошли другим путем. Приготовили презентацию, отправили ее дистрибьюторам, сразу же получили предзаказы, и сейчас уже больше полутора тысяч собрали. На тот момент весь тираж мы еще не напечатали, но уже понимали, что из двух тысяч у нас предзаказано полторы, и продать 500 копий не составит никакого труда. И дальше – поскольку юбилейный год 2016-й, возникла такая идея с тиражом. Коллективным разумом, где-то на летучке, на планерке так решили (улыбается). Правда, юристам, которые очищали авторские права, пришлось менять тираж во всех документах, потому что на очистку прав подавалось 2 тысячи, а тут – 2016. И у нас каждая коробка – номерная. Колотушкой на каждой коробке выстукивается номер. Номер видно сразу же, и покупатель сможет выбрать коробку по своим нумерологическим пристрастиям.

-Для российских меломанов оставите что-то?

-Конечно, первые 500 точно останутся в России.

-Какая цена бокса планируется?

-Думаю, что он будет дороже, чем бокс Рихтера. Во-первых, за это время увеличились расходы на производство, плюс мы покупали у коллекционеров большее количество фонограмм. Там же порядка 30 процентов – неизданного. Гилельс в свое время записывался на «Мелодии» меньше, чем Рихтер, после 80-х годов в основном на «Дойче Граммофон». Отсмотрев весь материал, мы поняли, что надо искать и что-то добавлять, потому что эта коробка интересна только, когда там есть уникальные записи – и так же было с Рихтером (там было 30 % неизданных записей). Если бы мы просто положили в красивый бокс то, что у всех есть и всем давно известно, такого ошеломительного успеха не было бы. Мы же не полиграфией торгуем. Поэтому мы докупали права, и естественно, все это повысило себестоимость проекта. Цена бокса будет в России – 13 тысяч рублей. В любом случае, это значительно дешевле, чем на Западе. Например, бокс Рихтера стоил порядка 300–400 евро в Европе, около 400 фунтов в Англии и 500 долларов в Америке.

-И его сразу же буквально смели.

-Им еще и не хватило. При этом наши потребители покупали за 10 тысяч рублей. И мы абсолютно уверены, что это – коллекционное издание. Уже сейчас мне показывали ссылки, когда на e-bay бокс Рихтера стоит полторы тысячи долларов. Уже сейчас. Я думаю, лет через пять он будет стоить все пять. Вот такая коллекционная история. Но ведь и сто лет, дата такая красивая!

-В конце сентября «Мелодия» начинает новый проект с агентством «Априори Арт» и Еленой Харакидзян под названием «Мелодия Априори». Как возникло это сотрудничество, каковы будут его плоды?

-Это наш совместный абонемент, четыре концерта по 29 числам, с сентября по декабрь. Очень красивое название, мне кажется. За программу концерта и выбор исполнителей отвечает Елена Харакидзян – продюсер, а «Мелодия» – это издатель. С нами будет работать звукорежиссер Михаил Спасский, и мы заключаем контракт с Московской консерваторией. Мы записываем концерты, и для нас, «Мелодии», очень важно, что это будет live.

-То есть, будете сразу записывать в зале?

-Да, это будет живая запись из Малого зала. Существует стандартная практика – после записи концерта в режиме live, по окончании концерта исполнитель вместе со звукорежиссером слушает запись и принимает решение о дозаписи фрагментов. Мы планируем каждый концерт выпустить отдельным диском, но, когда мы выпустим все четыре, возможно, все-таки соберем их в один бокс и сделаем пятый диск с чем-то новым.

-Еще один ожидаемый меломанами проект, кроме бокса Гилельса – «Дети Розенталя» Леонида Десятникова. Когда будет релиз этого издания?

- Думаю, в конце октября вместе с Большим театром мы его представим. Вообще это была инициатива Большого театра, они заказали эту оперу Десятникову еще в 2005 году. В буклете, кстати, использованы фотографии 2005 года с той премьеры. Потом Большой театр нашел финансирование, они сами записали оперу с Александром Ведерниковым на студии «Мосфильм» и стали искали издателя. Делать запись за свой счет мы не могли, зато могли дать Большому театру то, чего у них нет – а у них нет мировой дистрибуции, у них нет лейбла звукозаписывающего. Весь проект проходил под четким руководством Десятникова, и наш редактор Таня Казарновская была в постоянном контакте с композитором. Десятников писал нам такие письма (улыбается)! Мы создали несколько вариантов дизайна, и лучший комплимент для нас был, когда сам Десятников на один из вариантов оформления сказал: «Это слишком хорошо для меня». 21 октября альбом появится в цифре, то есть в ITunes и на Amazone. Безусловно, его можно будет купить на нашем сайте или в магазине в Большом театре. Я убеждала руководство Большого театра, которое скептически относилось к цифровым продажам, что это должно быть одновременно, потому что люди, находящиеся в Америке, прочтут о том, что в России вышел диск, и сразу тоже захотят его купить.

-Цифровые продажи – это очень актуально, а вот как насчет винила? Вы, наверно, единственные в России, кто продолжает его выпускать. Хотя все заводы грампластинок у нас позакрывались…

-Нет, есть цех! Мы даже недавно выпускали на нем винил – саундтрек к фильму Сергея Соловьева «Ке-ды». Был такой спецзаказ. Лет пять назад громко заявляли, что в России возобновляется производство винила, открываются мощности. Первый канал показал сюжет – репортаж, где мы увидели родные «мелодийные» станки. То есть владельцы привезли один станок из Германии, один из Великобритании. В советское время, когда Апрелевку разносили, она была никому не нужна, естественно, западные бизнесмены выкупили оборудование и увезли к себе. И вот, спустя энное количество времени, новые люди, которые пришли, фанаты винила, закупили наши же мелодийные станки, на которых мы много лет работали. И качество до сих пор у них очень неплохое. Но в основном наш винил мы печатали и будем печатать за границей.

-Карина, а у Вас есть такие мечты-проекты, из категории – «очень сильно хочешь»?

-Я знаю, что Андрей Борисович очень хочет записать Вагнера, он один из его любимых композиторов, и, безусловно, оркестр Сладковского может записать Вагнера. А что говорит в ответ Сладковский? Да, отвечает он, мы можем играть его увертюры, но Вагнер – это оперы. Для Вагнера нужны серьезные исполнители, носители языка, а это - гонорар. Так что мы вместе с Андреем Борисовичем мечтаем о Вагнере (смеется). Но мы и мечтаем – и делаем. И тогда мечта становится реальностью: какие-то возможности внезапно появляются. Вот опять же Полина Осетинская записывает в Санкт-Петербурге альбом, который планирует издать на «Мелодии». Сейчас в работе диск «Людмила Берлинская – Артур Ансель». Это проект сентябрьского плана (релиз ноября). Людмила и Артур исполняют Сен-Санса и Листа, причем Артур сделал свои обработки, и там будет оригинальная версия и версия Артура. Позже осенью выйдет двойной диск Всеволода Задерацкого – «24 прелюдии и фуги». Кстати, так получилось, что после записи на «Мелодии» Андрей Гугнин выиграл конкурс в Сиднее, а Никита Мндоянц – в Кливленде.

-Помню, зимой 2014 года был концерт в Московской консерватории, где исполняли все прелюдии Задерацкого. Это та же программа?

-Да, это тот же проект. Мы тогда попробовали записать, состав исполнителей немного изменили, и тот состав, которым сейчас записывали, играл у Гергиева в Мариинке. Думаю, к ноябрю  диск выпустим. А к октябрю будет Юрий Фаворин. Потом пойдут наши «Мелодия Априори». Поэтому, когда мы говорим «мечтать», мне кажется, что мечты эти – вот они. Мы мечтаем записать Баха в исполнении Антона Батагова, издать записи Алексея Любимова. Возможность работать с этими исполнителями – это тоже определенное признание.

Сейчас продолжаем собирать Гилельса. Вы видели наших сотрудников, они вообще не имеют отношения к сборке дисков: там и начальник производственного отдела, и детский редактор, и два редактора, работавших над Гилельсом – Полина и Таня, Ира работает в фонотеке, Дима из цифрового отдела. Мы никому не могли доверить сбор этих боксов, потому что боялись ошибок. Все лето собираем, с конца мая. В отпуска уйти нельзя.

-Конец-то скоро? Сколько собрано?

- Отправили уже 498 штук на Запад. Сейчас собираем вторые 500, которые уедут в конце сентября, а дальше будем собирать для России. Думаю, до ноября. То есть с мая по ноябрь (старт физических и цифровых продаж в России 19 сентября -прим.).

-А как же их непосредственная работа? Когда они ею занимаются?

-Ребята уходят к себе, делают паузы... Работают над своими проектами, потом снова возвращаются к сбору. Это тяжелый физический труд – одна коробка весит 5 кг! А процедура такая. Сначала приходят диски с завода, каждый упаковывается в белый конверт (как раньше упаковывали пластинку). Потом получаем полиграфию (диджипаки), диски в конвертах вкладывают в диджипаки. Потом начинаем – и это уже отработанная схема (улыбается) – по десяткам складывать диски. И финальный этап, когда кто-то один проверяет, что все 50 вложены по порядку, чтобы ничего не пропустить, чтобы не было задвоений, затроений. Кладем буклет и постер. Мы же понимаем: вот в Японии купит кто-то этот бокс, откроет – а у него там три двадцатых диска. А кто-нибудь в Канаде откроет – у него будет два десятых диска. Во-первых, стыдно, это же репутация лейбла, во-вторых, как потом менять? Где искать? Это очень важная и ответственная работа. Помимо того, что продукт надо произвести, его еще надо самому упаковать. Так что у кого-то было лето, а у кого-то есть Гилельс.

Ирина Шымчак

Фото автора, а также пресс-службы ГСО РТ  

и пресс-службы фирмы «Мелодия»

« назад