Мирас

Такой фестиваль давно был необходим, он, собственно, и вызрел благодаря тонкой стратегической политике по последовательному качественному исполнению европейских шедевров (десятки великолепных мирового уровня концертов с участием звезд!). Начал работать эффект индукции в татарском музыкальном пространстве, которое стало стремительно структурироваться, жадно идейно впитывать в себя все европейские и петербургско-московские достижения, творчески перерабатывая их под себя под лозунгом «Без булдырабыз!» («Мы можем!»). Фестиваль показывает, что татарская музыка начинает преодолевать комплекс неполноценности, комплекс провинциальности и подражательности, искусственно навязанный комплекс «автономности» и векового преклонения перед мифическими «старшими братьями», что в ней бродят могучие пассионарные силы.

Фестиваль выявил, что, как и в российском музыкальном и идейном пространстве, татарская музыка диалектически разделилась на «западников» и «татарофилов», то есть на композиторов и дирижеров, имеющих уклон в мировую музыкальную, в основном европейскую культуру, и музыкантов, больше склоняющихся к татарскому лиризму родной природы, родной истории, народности. Среди татарских музыкантов чувствуются свои «джадидизм» и «кадимизм». Загидулла Яруллин, Фарид Яруллин и Салих Сайдашев были выраженными лидерами «татарофильского» народного направления, соцреалист Назиб Жиганов и антисоцреалист Алмаз Монасыпов (как это ни парадоксально, имперско-монументальный, советский интернационализм, музыкальный марксизм Жиганова и тонкое европейское либеральное диссидентство Монасыпова, по форме такие разные, сливались в базисном западном идейном направлении) в конечном итоге стали лидерами «западников». Рашид Калимуллин стоит особо - это евразийский по духу композитор, композитор тюркской идеи по охвату от Тихого до Атлантического океана, поэтому и просвечивает не эффектно-поверхностная, а глубокая «татаро-монгольскость», «чингисхановость» его музыки, родственная идеям Льва Гумилева. Не зря он с азартом коллекционирует народные инструменты восточных народов.

Но о Калимуллине нужно сказать особо, и исполненная блестяще дирижером Василием Валитовым симфония №7 Калимуллина доказала, что он удивительно соединил в своем творчестве и бетховенскую страсть, и чарующий мистический магнетизм Вагнера. Вспомним, что Бисмарк называл Вагнера человеком, который, собственно, и объединил Германию своей пассионарной силой. Все поколение романтической немецкой элиты было сформировано Вагнером. Также и Калимуллину присущ этот сильнейший магнетизм в произведении, звук у него мистический, и на сегодня он, пожалуй, лучший композитор в России.

Не сомневаюсь, что исполни Валитов симфонию №7 Калимуллина в Москве или в Берлине, или в Лондоне, она произвела бы фурор. Именно вот этим своим «вагнеровским» магне¬измом. Ему нужно только расправить крылья. Ему нужно ощутить масштаб и импульс «Чингисхана в музыке», а не юношески подражать современным хорошим экспериментальным европейским сочинениям. У него поразительный татарский романтический мелодизм, причем не внешний, бравурный, пасторальный, а мелодизм татарского «космического» воина.

Татары все-таки по духу воины, они за последние 400 лет подзабыли об этом, вернее, их заставили этот дух забыть. Но гони природу в дверь, она войдет в окно. Такой же вечный татарский неукротимый «дух воина» чувствуется и в Минниханове, и в Шаймиеве, и в премьере Халикове, хотя он сам еще, наверное, и не подозревает об этом, и в министре Марате Ахметове, и в министре Энгеле Фаттахове, и в суровом министре культуры Айрате Сибагатуллине, и в депутате Госдумы Фатихе Сибагатуллине, и в историке Индусе Тагирове, и в актере Асгаре Шакирове, и в депутате Госсовета РТ Марате Галееве, и в докторе наук Заки Зайнуллине и во многих, многих других.

В первый день фестиваля, на открытии 3 февраля, дирижировал Александр Сладковский, прозвучали симфония №5, увертюра «Нафиса», сюита на татарские темы, за которую Жиганов получил Сталинскую премию в 1950 году. В этой сюите он осмелился блеснуть, выплеснуть из своей души подспудно затаенную татарскость. Какой сильный и мощный композитор и как его искорежил соцреализм, девиз советской культуры «народная по форме, социалистическая по содержанию». В этом и вся фальшивость, культура должна быть народной по форме и народной по содержанию, иначе получается фантик, обманка. Жиганов воспитывался в детском доме и там взял себе фамилию, общаясь с ворами-жиганами, уже в этом был виден стальной характер музыкального «жигана»-Жиганова. Он был социалистическим «паханом», как Королев, Туполев, Жуков. Слово «пахан», кстати, происходит из татарского языка.

Он весь был, как степной волк, тюркский тотем, с огромным усилием маскирующийся под ручную собаку, покорную воле хозяина, но тащил и тащил на себе жилисто и упрямо всю организационную махину татарской музыки, ошибаясь, падая, сочиняя татарских «кубанских казаков», маскируясь, приспосабливаясь, маневрируя, но при этом иногда маленькими, иногда крупными шагами двигаясь к татарской мечте. Он был Героем Социалистического Труда и был героем из подполья, человеком с мышлением андеграунда. 17 симфоний, 8 опер, 3 балета - и в отдельных гениальных проблесках слышна борьба татарского Лаокоона с опутавшей его талант гидрой. Эти проблески поражают необычайной энергетической сконцентрированностью, и он, словно испугавшись бдительных «церберов», сознательно портит их, чтобы не стала явно выпирать его татарская тоска о свободе.

Пишут, он «мастерски соединяет и развивает традиции русской, татарской и европейской музыкальной культуры». Нет в его произведениях этого соединения. Да и не могло тогда этого быть, потому что творчество, да еще и татарского композитора, было придавлено, в том числе и не только Главлитом, но и само- цензурой. Были задавлены и русская, и татарская, и тем более европейская культура, их старались оскопить, выхолостить их природную энергию. Конечно, нужно новое прочтение Жиганова в свете опыта XX и XXI вв. Жиганов крупноформатен, его можно сравнить с художником Харисом Якуповым, которого сейчас страстно любят в Китае.

6 февраля дирижировал Рустем Абязов и делал это с необычайной татарской мягкостью и лиризмом, с редкой душевностью. Начал он концерт с гениального «Марша Тукая» Загидуллы Яруллина, написанного им в 1913 году. И мы видим, какой могла бы быть татарская музыка, какой по-моцартовски легкой и одаренной она была, если бы не революция. Загидулла Яруллин как отец дал импульс Фариду Яруллину, своему сыну, и был учителем Салиха Сайдашева. Собственно говоря, этот «Марш Тукая» и определил их музыкальную судьбу, наверное, они находились под его влиянием всю жизнь, в «Марше Тукая» уже слышатся звуки их будущих сочинений.

Прозвучал концерт для фортепиано с оркестром Рустема Яхина, солистом выступил Рэм Урасин. Это дипломное сочинение Рустема Яхина 1950 года. Мне показалось, что это была довольно механическая попытка соединения татарской народной музыки с традициями уже советской московской музыкальной школы. И возник эффект отцензурированного лубка, конечно, профессионального, но в музыке словно татарские звуки есть, а татарской души нет. Душа была принципиально антисоветским явлением. Произведение должно было балансировать на грани, не скатываясь в «буржуазный национализм». Произведение должно быть пронизано пролетарским интернационализмом, то есть представлять собой разнородный коктейль культур, естественно при доминировании даже не русской культуры, ее саму выхолащивали с тщательным старанием, а бюрократических представлений о культуре. Получалась смесь водки с кумысом.

Вальс Сайдашева из драмы «Наемщик» был уже явно пропитан густым «буржуазным татарским национализмом» и поэтому любим народом. Очень интересной была симфония №3 Алмаза Монасыпова. В ней все время варьируется тема самоубийства, и произведение считается «одним из самым психологически глубоких в татарской симфонической музыке». Алмаз Монасыпов писал «философско - конфликтную музыку». Это был музыкальный диссидент. Но это был тоже трагический отрыв от народных корней, который Монасыпов всегда стремился преодолеть, но инстинкт отторжения от соцреализма был, мне кажется, в нем настолько силен, что эта борьба уводила его от истинной творческой самореализации, музыкальное московское диссидентство заглушило в нем национальную душу. Получалось блестящее профессиональное повторение, но не свое естественное, изначальное, творческое.

Конечно, чем поражает еще музыка советского периода - отсутствием религиозности. И здесь безрелигиозность музыки Жиганова просто оглушает. А композитор не может быть безрелигиозен. В этом случае он не может уловить небесный звук, музыку сфер. Любой талантливый композитор опирается на религиозную традицию. В этой связи татарская музыка может развиваться, исходя из двух религиозных традиций - традиции язычества и традиции ислама. Московская музыкальная традиция - это все-таки традиция христианская: православная, протестантская или католическая. Попытки творить некритически при доминировании московской музыкальной традиции, наверное, будут теоретически трудны, это своеобразное «крещение» татарской музыки.

Вот что, например, говорит София Губайдулина: «Я религиозный православный человек и религию понимаю буквально, как religio - восстановление связи между жизнью и высотой идеальных установок и абсолютных ценностей, постоянное воссоздавание legato жизни. Жизнь разрывает человека на части. Он должен восстанавливать свою целостность - это и есть религия. Помимо духовного восстановления нет никакой более серьезной причины для сочинения музыки».

Алмаз Монасыпов, безусловно, одареннейший композитор, но оканчивается его симфония №3 похоронным маршем, что естественно для его безрелигиозного сознания и символизирует собой некий духовный тупик, бессмысленность существования. Но любая религия основывается на фундаменте, что смерти не существует, и для истинно верующего композитора произведение не может оканчиваться похоронным маршем, он не в состоянии представить себе смерть, так как ощущает присутствие Бога в любой момент существования.

8 февраля дирижировал ГСО РТ московский дирижер Василий Валитов. Очень профессиональный дирижер с большой интуицией. Он делал произведения внутренне цельными, сгармонизированными кусками. Прозвучал концерт для скрипки с оркестром Леонида Любовского с солисткой Адилей Ибушевой. Концерт интересный, с необычной и в то же время запоминающейся темой, с оригинальным звуком. У Любовского совершенно феноменальный талант к написанию песенных шлягеров, но он, к сожалению, им не пользуется, ушел в симфонизм. Резеда Ахиярова представила короткую кантату «Гимн Гармонии». У Шамиля Шарифуллина прозвучал «Джиен», концерт для оркестра, написанный в 1981 году. И хотя произведение Шарифуллина было анонсировано как некий концентратор слоев народного татарского фольклора, татарский «мон» как основа татарского пения в нем улавливался с трудом. Европейская музыкальная техника словно выхолащивала душу татарской песни, получалось некоторое подражание народной песне, но магии народной песни не возникало, она терялась.

Центральным произведением этого дня, да и, пожалуй, всего фестиваля стала симфония №7 Рашида Калимуллина, о которой уже написал. Особенно хороши были начало и конец симфонии, но вот в середине композитора увлекла тема бурного моря, штормов (симфония имеет название «Синдбад-мореход»), и начались несколько дисгармонические «водопады звуков». Рашид Калимуллин - прекрасный мелодист, его мелодии зачаровывают своей тайной, загадочностью, а «водопад звуков», мне кажется, это гипнотическое состояние слушателя разрушает, возвращает его в зал, на землю. Из-за этого произведение становится «материальным», а суть музыки именно в отрыве от материального мира, выходе в иные магические пространства. Но все равно, сила и свежесть таланта покоряли. Не зря Калимуллин получил премию Шостаковича. Спасибо Василию Валитову, что он так слился с произведением. И, конечно, еще раз спасибо Александру Сладковскому, что он так профессионально развернул перед нами панораму татарской музыки. Дни этого фестиваля - безусловно, исторические дни праздника для татарского музыкального процесса. Жалко, что II «Мирас» состоится только через год. Но уже ждем.

На фестивале была презентована интересная и роскошная книга «Опыт истории. Истории опыта» критика Елены Черемных, по¬вященная 50-летию ГСО РТ (основан в 1966 году). О ней, конечно, нужно писать особо, прекрасная, хорошая, нужная книга, сама по себе явление. Отличные иллюстрации, но вот, например, такие строки: «Назовем, наконец, вещи своими именами: поступив по отношению к Рахлину как профессиональный сподвижник, но при этом еще и как христианин, Жиганов наградил Татарстан масштабнейшей фигурой своего единомышленника. Музыканта с большой буквы. Не будь в Казани Рахлина - не было бы ни татарских симфонических произведений, ни такого симфонического оркестра. О том, сколько от этого потеряла бы культура Среднего Поволжья, страшно даже задумываться».

Написано лихо. Тут, конечно, возникают вопросы - называть татарина Назиба Жиганова христианином как-то странно звучит. Вряд ли он крестился, все-таки был номенклатурный коммунист, тогда с этим было строго, да к тому же, как сейчас говорят, этнический мусульманин. Конечно, может быть, у критика есть ис¬орические сведения о тайном крещении Жиганова, хотелось бы ознакомиться с этими документами, это сама по себе сенсация. Наверное, просто не написалось, что Жиганов поступил по отношению к Рахлину как мусульманин.

Утверждение, что «не будь в Казани Рахлина - не было бы ни татарских симфонических произведений», получается, указывает на случайность возникновения татарского симфонизма. У музыкального процесса есть свои естественные законы развития, которые не связаны с именем отдельного человека. Есть запрос времени. Возник бы свой дирижер, принципиальное решение о создании симфонического оркестра было принято. Рахлин начал работать в Казани в 1966 году. 13 апреля 1945 года (еще шла война!) открылась Казанская консерватория. В ней тогда преподавал композицию Альберт Леман, например, в 1952 году он был удостоен Сталинской премии за концерт для скрипки с оркестром. Вспомним, Жиганов за свою сюиту на татарские темы получил Сталинскую премию в 1950 году. Первую симфонию Жиганов написал в 1937 году, симфоническая поэма «Кырлай» написана в 1946 году, увертюра «Нафиса» в 1952 году, первую Сталинскую премию получил за оперу «Алтын-чеч» в 1948 году, народным артистом СССР стал в 1957 году. Конечно, Казань будет благодарна Рахлину всегда. Дирижер был великий. Кстати, в Казани есть улица Натана Рахлина.

Рашит АХМЕТОВ.