Феномен Александра Сладковского известен далеко за пределами России. Имя дирижера, работающего с лучшими симфоническими оркестрами страны, включая  Российский Национальный, за последние пять лет особенно тесно слилось с именем Государственного симфонического оркестра Татарстана. Прошлогодний концертный «дуэт» с Денисом Мацуевым в Париже во время присвоения знаменитому пианисту звания Посла доброй воли ЮНЕСКО стал началом многих международных контрактов коллектива, восхитившего поистине европейским качеством игры. В чем корни «татарстанского музыкального чуда», что ждет дирижера и его публику впереди? На эти вопросы тем более захотелось получить ответы, что 20 октября самому маэстро стукнет 50.   

– Ваш юбилей совпадает с Третьим фестивалем «Денис Мацуев у друзей». Что исполните в этих программах?

– Чайковского и Прокофьева – моих любимых композиторов. В первый день 19 октября – сюиту из балета Сергея Сергеевича «Ромео и Джульетта» (она очень давно не звучала в Казани) и Второй фортепианный концерт – кстати, дебют Дениса с этим сочинением. А 20-го, прямо в мой день рождения – Первый концерт Чайковского, который, к моему стыду, мы с Мацуевым в Казани ни разу не играли. И еще – музыку из балета Петра Ильича «Щелкунчик». Ведь большинство дирижеров – это и есть такие «щелкунчики», на которых до поры никто не обращает внимания, и только уже в зрелом возрасте они могут рассчитывать на статус «принца». Вот такой символичный и немного ироничный замысел.

В минуту отдыха в кабинете

– Вы – земляк Чехова и Раневской. Что вам дал родной Таганрог?

– Я не успел в полной мере ощутить особость города, в 10 лет уехал в Москву, учиться в интернате. Помню музыку, которую исполняла дома мама, ее же игру во время занятий в 1-й музыкальной школе имени Чайковского, где она преподавала. Запомнилась счастливая жизнь у теплого моря под ярким солнцем. Черная икра, которую бабушка давала ложкой с обязательной корочкой белого хлеба и ломтем сливочного масла: он не мазался, а клался куском. Хотя вскоре, в 70-е, мы уже коробками возили еду из Москвы, потому что в Таганроге ее не стало вообще.

– Заезжаете на малую родину?

– Очень редко. Там, к сожалению, нет зала для симфонического оркестра. В чудесном старинном дворце Краеведческого музея с трудом помещается камерный коллектив… Ближайшая крупная филармония – в Ростове-на-Дону, как-то мы с Юрием Башметом, ростовчанином по рождению, играли там программу с местным оркестром и хором консерватории, в том числе исполняли «Стикс» Канчели, сам композитор приезжал…

– Что такое Военно-музыкальная школа, ради которой вы переехали в Москву? Это была муштра или веселое мальчишеское детство?

– Муштра, вернее строгая дисциплина, конечно, была. Такая кадетская история. Мы много занимались спортом на воздухе, что дало запас здоровья на последующие десятилетия. Но главное – благодаря школе мы могли ходить в лучшие концертные залы столицы. Нас, воспитанников, по выходным водили в Большой зал консерватории, Большой театр… Так в БЗК я открыл для себя Юрия Темирканова. Прекрасно помню его блистательное выступление, и тогда меня впервые озарила мысль: хочу быть, как Темирканов, хочу дирижировать. В 13 лет!

– Какие из десятков знакомых вам оркестров оказались легкими с дирижерской точки зрения, а какие – трудными?

– Легких оркестров не бывает. Когда ты на положении гостя, каким бы хорошим дирижером ни был, тебе необходимо сделать что-то совершенно необычайное, чтобы заставить людей работать. Не думайте, что это только в России, точно так же обстоит дело во всем мире. Психология оркестрантов всюду одинакова: если ты не наш шеф, мы тебе можем играть, как хотим. У меня иногда мелькает мысль – не отказаться ли вообще от гостевых контрактов, это всегда слишком большое испытание. Ты очень ограничен во времени и репетициях, не вправе попросить, чтобы играл нужный тебе солист, а не тот, кого сегодня поставила дирекция. Со своим оркестром ты свободен в выборе творческой задачи и средств ее решения. Недаром, рассказывают, знаменитый дирижер Большого театра, профессор Московской консерватории Борис Хайкин задавал студентам вопрос: как думаете, что главное в профессии дирижера? Ученики пытались ответить: концепция, чувство формы, мануальная техника… Он смеялся и говорил: вы все дураки, главное, что должно быть у дирижера – место работы.

– А когда вам предложили работу в Казани – долго размышляли?

– Нет, ведь это был огромный шанс. До тех пор практически все мои позиции были зависимыми. Даже когда служил главным дирижером Санкт-Петербургской капеллы, всю творческую и организационную политику определял ее художественный руководитель Владислав Александрович Чернушенко, мой глубокоуважаемый профессор в консерватории. Когда поступило приглашение в Казань, мне уже было 45 лет. Когда же, как не теперь?

– В Казани уже витали тени выдающихся людей, работавших здесь прежде. Это помогало или мешало?

– Оркестр был создан без малого полвека назад замечательным дирижером Натаном Рахлиным при поддержке председателя Союза композиторов республики, ректора Казанской консерватории Назиба Жиганова. Рахлиным были заложены прекрасные традиции. Он ярко трактовал русскую, западную музыку, начал продвигать татарскую. Играл целыми циклами Бетховена, Чайковского, Малера... Но Натан Григорьевич умер в 1979 году, с тех пор многое, к сожалению, оказалось растеряно. Его преемнику маэстро Фуату Мансурову не давали делать то, чего он хотел, а на его творческие предложения отвечали скандалами. В результате были потеряны качество игры и публика.

– Но сейчас, довелось это видеть самому, Государственный Большой концертный зал имени Сайдашева на ваших концертах ломится от народа, люди стоят в партере, на балконе…

– С самого начала моей работы здесь я встретился с исключительным отношением к коллективу прежде всего со стороны президента Татарстана Рустама Минниханова. Нам придали статус автономного учреждения культуры, т.е.по сути самостоятельной филармонической структуры. Благодаря президентскому гранту на протяжении нескольких лет мы закупили качественных инструментов на 3 миллиона евро, я сам три года подряд ездил в Кремону, на родину Страдивари, выбирал для коллектива скрипки, альты, виолончели работы Гальяно, Тестори, Маркончини, Бернарделя, Платнера, Матиаса Тира – замечательных мастеров XVIII-XIX веков. Приобрели рояль Стейнвей, который специально для нас выбрал и приезжал на его инаугурацию Денис Мацуев. Среднюю зарплату оркестранта удается держать на уровне 60 тысяч рублей в месяц – сумма для Татарстана очень неплохая. И, несмотря на трудные времена, этот грант сейчас вновь продлен, более того, утвержден Госсоветом республики как строка ее бюджета. Это значит, что и впредь, вне зависимости от того, будет здесь Сладковский или нет, объем господдержки сохранится. 

–  Слышал о такой вашей инициативе, как приглашение резидент-композитора…

– Это распространенная в ведущих оркестрах мира практика, приносящая успех и новой музыке, и играющим ее коллективам. Но в России пока к ней только присматриваются. Я работал практически со всеми композиторами Татарстана, и вот сейчас мы заключили договор с 28-летним талантливым автором Эльмиром Низамовым, в прошлом месяце на открытии нашего юбилейного, 50-го сезона состоялась мировая премьера его великолепного, на мой взгляд, сочинения «Небесное движение». Мне уже заказано исполнение этой композиции на гастролях в Монте-Карло в январе 2016 года.

– Сохраняется ли рахлинская традиция выездов в районы республики?

– Да, Натан Григорьевич оказался таким музыкальным Юрием Гагариным, пошедшим на рискованный эксперимент. Он играл даже там, где не было оборудованных площадок, настолько считал важным приобщение к симфонической музыке широкого круга слушателей. Недавно наш министр культуры Айрат Сибгатуллин рассказал мне об одном из таких выступлений, услышанном им в юности, на строительстве КАМАЗа, когда еще и крыши над цехами не было, и вот он на всю жизнь запомнил этот потрясающий оркестровый звук под открытым небом. Как видите, до сих пор воспоминание «работает». Конечно, мы и сейчас регулярно играем в крупных городах, где есть приспособленные залы – Альметьевске, Набережных Челнах, Чистополе. Традиционно выступаем на КАМАЗе. Только в 2013 году сделали паузу – физически не могли вырваться из-за занятости в культурной программе Универсиады. Отклик публики – удивительный. Недавно на том же КАМАЗе отыграли программу – «Половецкие пляски» Бородина, «Пляску скоморохов» Чайковского, нашу фирменную эмблему «Стан Тамерлана» Александра Чайковского… Но слушатели требуют: еще! У нас уже ноты подходили к концу, но в папках еще лежала 1-я симфония Рахманинова. И мы на бис сыграли ее финал. 

Во главе Государственного симфонического оркестра Татарстана

– Есть еще один способ расширить место симфонической музыки в жизни общества. Известный пример – венесуэльская программа борьбы с беспризорностью через поиск одаренных детей, которых собирают там в оркестры. И вы недавно тоже собрали молодежный оркестр Татарстана…

– Это пока эксперимент, выносить его на концертную эстраду рано. Но надеюсь, скоро время подойдет. Идея оркестра пришла мне в голову под впечатлением от успехов татарстанского спорта, в который в республике вкладываются значительные усилия. Мою мысль поддержали на государственном уровне. И молодежный оркестр уже оказывает благотворное воздействие на детские судьбы. Могу вам назвать много имен ребят, которые учились в своих музыкальных школах ни шатко ни валко, но попав в наш коллектив, совершили рывок и решили остаться в профессии, пошли дальше в музыкальное училище.

– В жизни всякого артиста случаются экстренные ситуации. Вроде той, о которой любит рассказывать Денис Мацуев: его срочно вызвали играть 23-й концерт Моцарта, не было даже времени на репетицию, а оркестр заиграл... 21-й концерт.

– Ну, такого экстрима у меня, пожалуй, не было. Но что-то подобное случилось недавно во время одного из шести музыкальных фестивалей, которые мы проводим в Казани. Еще за год до его начала мы обговорили все программы. И вот праздник начался, а я в это время на несколько дней отлучился в Москву по приглашению Российского Национального оркестра. Вдруг звонок: у нас ЧП, должен исполняться концерт Рахманинова, пианист прекрасный, но вот приехавший иностранный дирижер не владеет материалом. Худсовет оркестра просит срочно вернуться в Казань и выйти на замену. И мне пришлось на день прервать свое пребывание в Москве. Все прошло нормально, но стресс, конечно, был изрядный.

В ансамбле с Михаилом Плетневым

– У вас красивейшая профессия – но работаете-то вы для одного-двух процентов населения.

– Может быть, не стоило этого говорить, но любой артист работает прежде всего для себя. Потому что его работа – нечто большее, чем просто труд ради куска хлеба. Дирижерами становятся, если ты не можешь без этого жить. Для меня ощущение, что музыка вибрирует внутри меня, – высшее счастье. Вы правы, цифра интересующихся симфонической музыкой относительно всего населения невелика, ее даже можно счесть находящейся внутри статистической погрешности. Но без этой пары процентов душевно одаренных людей общество бы заскорузло и деградировало.

– Что впереди у вас, у оркестра?

– Постоянное пополнение репертуарного багажа – например, к малеровскому циклу, заложенному еще Рахлиным, в будущем году прибавится 7-я симфония. А 110-летие Шостаковича рассчитываем отметить исполнением всех его симфоний и инструментальных концертов на протяжении двух сезонов.

После концерта дирижер и коллектив всегда благодарят друг друга

– Что любите, кроме музыки?

– Путешествия. Мы много странствовали по Европе семьей, на машине, но сейчас для этого практически нет времени.

– Есть ли любимое чтение?

– Конечно – мировая, прежде всего русская классика. И, не улыбайтесь, сказки. Любимейшая среди которых – «Щелкунчик». Почему? Вспомните начало нашего разговора… 

Источник: http://www.trud.ru/article/19-10-2015/1329999_skazka_pro_schelkunchika_eto_o_nas_dirizherax.html

 

 

« назад