И снова Казань стала центром притяжения внимания меломанов, невзирая на то, что практически в это же время в Перми проходил Дягилевский фестиваль. А в Казани торжествующе цвела белая сирень, и разгоряченная небывалой майской жарой и громкими именами участников публика каждые два-три дня штурмовала Концертный зал им.С.Сайдашева, пробиваясь на концерты Пятого международного фестиваля «Белая сирень».

Да, в этом году Александр Сладковский и Государственный оркестр Республики Татарстан устроили казанцам блистательный парад пианистов с мировыми именами. Открыл фестиваль 22 мая Денис Мацуев (в рамках своего тура с камерным оркестром Вена-Берлин), 24 мая музыкальный форум продолжил Борис Березовский, третий концерт, 27 мая, стал сенсацией – приехал со своим Kawai Михаил Плетнёв, четвертый в последний день мая, 31, украсил победитель Ван Клайберновского конкурса Вадим Холоденко, а закрывать фестиваль 7 июня предстоит победителю Конкурса им.П.И.Чайковского Владимиру Овчинникову с маэстро Владимиром Федосеевым, который также прибудет в Казань.

Так что Пятый фестиваль, самый «мажорный» из всех шести, проводимых в Казани оркестром РТ, запомнится жителям столицы Татарстана и гостям города надолго. «Я бы определил тональность этого фестиваль как «до мажор», - заявил художественный руководитель ГСО РТ и главный дирижёр Александр Сладковский. – Это белый цвет, цвет гармонии, добра, открытости и безапелляционного мажора».

В этой череде ярких событий, безусловно, самым запоминающимся и удивительным стал приезд в Казань Михаила Плетнёва и его выступление на фестивале 27 мая.

Небольшое отступление. Пытаясь собрать все свои впечатления от этого невероятного концерта-чуда в одно понятное целое, выраженное четкими словами, а не восторженными междометиями, я задумалась. А зачем вообще писать о том, что и так известно? Ведь и так все знают, что Михаил Плетнёв собрал полный зал, блистательно выступил и погрузил всех, кто имел счастье быть в этот майский вечер в Концертном зале им.Сайдашева, в состояние, близкое к экстазу.

И тут мне на глаза попалось интервью Елены Мусаелян, ставшей лауреатом премии «Резонанс» для лучших молодых музыкальных критиков (кстати, вручили её на Дягилевском фестивале в Перми). На вопрос, кто такой музыкальный критик, Елена ответила: «Мне очень нравится слово «летописец». Он фиксатор, свидетель». Вот, пожалуй, самый точный ответ на вопрос, зачем писать о том, что и так известно.  Зафиксировать событие, которое, состоявшись, имело огромное воздействие на людей, на окружающее мироздание, сделав его чуть-чуть лучше, светлее, радостнее, чтобы и через ..дцать лет, открыв старый номер газеты, можно было узнать, как это было. Именно – как. А возможно, в этот день, на этом концерте какой-нибудь мальчуган, терпеливо отстоявший (!) в проходе рядом с ложей весь концерт, открыл для себя новый мир, и, возможно, это наш следующий Плетнёв?

Накануне приезда в Казань у меня, если честно, возникли сомнения, а состоится ли этот концерт, не откажется ли Михаил Васильевич от выступления? Он ведь тяжело переживал утрату ближайшего человека (в апреле скончалась Ольга Дмитриевна, мама пианиста) и, конечно, тут не до концертов и фестивалей…«Он сказал, что у меня в жизни остались только музыка и рояль…, - заметил Александр Сладковский накануне концерта. – Особенно первая репетиция была очень горькой…Но Казань - настолько близкий город Михаилу Васильевичу, что, попав в эту среду, он почувствовал себя намного лучше, и его состояние улучшилось».

Казань и в самом деле имела на знаменитого музыканта воздействие терапевтическое. Настолько, что после концерта маэстро, славящийся своим умением избегать интервью и пресс-подходы, даже согласился принять журналистов…Впрочем, этот город действует так не только на него – каждый, кто сюда приезжает, восхищается особой атмосферой Казани. Мы об этом писали уже неоднократно. А Михаил Васильевич сказал, ёмко и кратко: «Казань для меня родной город. Роднее нет».

Да и композитор, в честь которого был создан фестиваль «Белая сирень», для Плетнёва – Бог. «Он оставил такой след, как пианист…Называть Рахманинова пианистом, или композитором, или дирижером – это мелко. Рахманинов - это Бог. Божественный Бог», - уточнил Михаил Васильевич.

Возможно, все эти факторы и привели к тому, что событие состоялось, и Плетнёв выступил в Казани как пианист, подарив публике вдохновенный Второй концерт Рахманинова, «концерт-преодоление», как он сам его назвал. Условие маэстро – привезти в Казань его рояль Kawai – было выполнено, рояль привезли специальным транспортом. А сам Михаил Васильевич прибыл в столицу Татарстана обычным поездом, даже, говорят, в плацкартном вагоне. По Казани ходил и удивлялся: «Как всё изменилось…а вот этого здесь не было…». Конечно, за эти годы Казань изменилась до неузнаваемости и дивно похорошела, но люди остались те же. И многие пришли на концерт, чтобы встретиться со своим бывшим одноклассником по десятилетке при Казанской консерватории. Ведь Михаил Васильевич учился здесь с 7-летнего возраста, пока не поступил в ЦМШ при Московской консерватории.

С оркестром маэстро провел две репетиции, произведя на местных музыкантов неизгладимое впечатление. «То, что мы пережили за эти две репетиции, скажется даже на звучании оркестра без аккомпанемента, просто на звучании, - заметил Александр Сладковский впоследствии. – Каждый из музыкантов такой величины помогает оркестру расти.  Артисты такого уровня, как Плетнёв, оставляют неизгладимый след в творческом сознании, поверьте, любого из музыкантов, которые в этот момент сидят на сцене. На меня это точно произвело такое впечатление, потому что я после общения с Михаилом Васильевичем даже почувствовал звук оркестра иначе. Я ему вчера в этом признался: искренне сказал, что появилось другое туше за счёт того, что мы слышали его игру».

Оркестр, и правда, в этот рахманиновский вечер звучал как-то особенно волнующе и проникновенно. Сергей Рахманинов, чей гигантский портрет красовался над сценой, одобрительно-понимающе всматривался в каждого сидящего в зале. А зал превратился в ликующее разновозрастное столпотворение, вместив в разы больше обычного. Даже старожилы-завсегдатаи музыкальных событий говорили, что такого не видели в Казани уже многие годы. Кстати, и Александр Сладковский заметил, что за все пять лет его работы здесь он не видел столько публики на концерте…
Когда Плетнёв появился на сцене, после вступительного слова Юлиана Макарова, обозначившего перед всеми важность сего события, публика взревела от восторга. Мне даже показалось, что на Плетнёва, словно цунами, обрушилась гигантская волна обожания…А он, благодарно вобрав её в себя, сел за рояль и выдал такое…

Это было ни на что не похожее исполнение Второго концерта. Слушая, как легко, нежно, задумчиво-печально, словно импровизируя, размышляя музыкой, Плетнёв раскрывает нам свой мир, я поняла, что это был его собственный Рахманинов. Какой же иной от других…Кто ж не играет Второй концерт, как правило, с него начинают все пианисты, более-менее освоившие инструмент. Второй рахманиновский исполняется так часто, разными исполнителями, с разными дирижерами, в разных городах, что стал уже «оскоминой» концертных площадок. И записей полно. В том числе и с самим Рахманиновым есть гениальная запись 1929 года, с его любимым Филадельфийским оркестром и Леопольдом Стоковским.

Но такое я слышала впервые. В эти мгновения в зале Сайдашева весь мир исчез, растворился в божественных звуках, льющихся из-под плетнёвских пальцев. Томительное ощущение сиюминутности блаженства не отпускало ни на минуту, но каждый миг этого чуда впечатывался в сознание – вот она, первая часть, с её безбрежной торжествующей силой, колокольными всплесками, выплывающими из аккордов рояля и бережно подхваченными оркестром, глубоким, чистым, ликующим звуком.

Вот вторая, начавшись стройным вступлением оркестра, перекликающимся с невесомыми, мягчайшими звуками рояля, и удивительным соло флейты, унесла куда-то в небытие. Сознание раскачивалось в этих мерных волнах, с колышущимся пианиссимо Плетнёва, доходящим до мистических пауз…О паузах хочется сказать отдельно – когда пианист замирал над роялем, предчувствие невозможного пронзало до мурашек…Ах, эти плетнёвские паузы, когда всё вокруг застывает в наэлектризованной тишине! А потом обрушивается лавинной громадой звука, бесконечно прекрасного, дразнящего, переливающегося сотнями граней. И властное мажорное тутти оркестра накрывает безумным вихрем, кружит, захватывает и уносит в сияющую высь облака-звука…При этом нежная хрупкая мечтательность плетнёвских пассажей, пронизывающая всё Adagio, создаёт инаковость этой интерпретации. Словно Плетнев выбирает каждую клавишу, каждый звук – «до донышка», и, не расплескивая ни капли драгоценного наполнения, щедро выдаёт его нам. Скачивай официально приложение пин ап казино на Android и выигрывай реальные деньги без депозита.

Ну, а третья часть, торжествующе-ликующая, прозвучавшая в дивной гармонии струнных и то хрустальных, то победоносно-яростных аккордов фортепиано, заворожила откровенностью звука и страстностью исполнения. Дыхание перехватывало от бурлящих эмоций. Мощная жизнерадостная кода, завершающая этот «беспредел» рахманиновского великолепия, взорвала зал громом аплодисментов. Взволнованная публика с живой непосредственностью благодарила тех, кто подарил это чудо – и свой оркестр, и его руководителя, и солиста. Но чудеса в этот вечер продолжились – маэстро Плетнёв вышел на бис и за это искреннее обожание наградил казанских слушателей исполнением ноктюрна Шопена ре бемоль мажор.

Но это чудо оказалось бы невозможным без оркестра Республики Татарстан и его руководителя Александра Сладковского. У Плетнёва были достойные партнёры на сцене. Один из моих коллег высказал мнение, что оркестр в первой части заглушал солиста, но я бы с этим не согласилась. Не было разделения на – солист и оркестр. Было одно целое, прекрасное, сияющее и многогранное. И огромная заслуга в этом дирижёра Александра Сладковского, который, воодушевляя всех музыкантов своей любовью к Рахманинову, выстроил весь концерт с точным расчётом, добился потрясающего единства всех групп, живости и выразительности формы. Что струнные, что деревянные, что медные духовые, что ударные – все чутко слышали и дирижёра, и солиста, безошибочно улавливая это что-то, излучаемое обоими. У Сладковского до встречи с Плетнёвым, безусловно, существовало своё видение-слышание Второго рахманиновского концерта, которое, дополненное плетнёвскими эмоциями и звуком, и воплотилось в это уникальное исполнение. Настолько уникальное, что, наверно, пора ему и название дать – может быть, «казанский вариант»?

«Я считаю, что это событие такого уровня, что я сейчас даже не могу оценить, - признался после концерта Александр Сладковский. – У меня возникает ассоциация с приездом Рахманинова в Казань 100 лет назад, если можно это сравнивать…».  А сам Михаил Васильевич на мой вопрос, а как работалось с оркестром Республики Татарстан, ответил так: «Замечательно работалось…Я очень рад, что Александр Сладковский находится здесь, что он нашёл контакт, полюбил Казань, его полюбил оркестр, и он здесь работает вдохновенно, и дай Бог, так будет и дальше».

А во втором отделении концерта, уже после феноменального выступления Плетнёва, прозвучала Вторая рахманиновская симфония, имеющая для самого Александра Сладковского особое значение. Абсолютно невероятная по смысловой наполненности и музыкальной эмоциональности вещь, в которую маэстро влюбился ещё в 1998 году, когда услышал в исполнении Государственного симфонического оркестра под управлением Евгения Фёдоровича Светланова…С тех пор, как рассказал мне Александр Витальевич, Вторая рахманиновская проходила через всю его жизнь.

«Я мечтал её исполнить, ещё когда был студентом в Санкт-Петербургской консерватории, - признался маэстро. – Я исполнял её на международном конкурсе дирижёров имени С.С.Прокофьева, когда выиграл его…И, когда только приехал в Казань, тоже сразу её играл. В ней – весь Рахманинов!». С этим трудно не согласиться – Вторая симфония настолько глубоко и точно отражает суть рахманиновского творчества, что невозможно остаться равнодушным, слушая её. И в этот раз на сцене зала им.Сайдашева симфония прозвучала как огромное светлое музыкальное полотно, трепещущее и волнующее, радостное и сдержанное одновременно. Достойное завершение этого невероятного фестивального вечера!

Что касается вдохновения, о котором упомянул Михаил Плетнёв, можно быть уверенным: его здесь – в избытке. Сладковский ли так вдохновляет своих подопечных, Казань ли воздействует на восприятие, или что-то ещё, неуловимое, витает в воздухе здесь на этой земле – но факт остается фактом: оркестр развивается стремительными темпами, показывает от концерта к концерту завидную стабильность и собирается осваивать сложнейшие программы в следующих сезонах. Художественный руководитель ГСО РТ пообещал: «В следующем году мы радикально расширяем сферу рахманиновского фестиваля – идём в сферу Прокофьева и Шостаковича. Грядёт юбилей Шостаковича – 110 лет со дня рождения Дмитрия Дмитриевича, и оркестр ставит перед собой амбициозные задачи – за два сезона сыграть весь цикл симфоний Шостаковича…Смысл-то в том, чтобы всегда развиваться, находить способы для творческого стремления и достижения новых целей, вот мы этим и будем обременены ближайшую следующую пятилетку».

Задача грандиозная, но для публики весьма привлекательная. Верим, что получится, и в Казань будут по-прежнему съезжаться лучшие музыканты планеты, чтобы выступить с профессионалами высочайшего уровня – оркестром Республики Татарстан.

Ирина ШЫМЧАК

Казань-Москва

Фото автора

« назад