И Фолле, и Сладковский хорошо знакомы с федосеевским оркестром. Многие помнят выступление немецкого баритона в КЗЧ в 2013 году (тогда у пульта был сам Владимир Федосеев), а Александр Сладковский выступал с БСО много раз на протяжении уже более 10 лет. Это сочетание – один из лучших российских оркестров, один из самых знаменитых немецких певцов и один из ведущих российских дирижеров (вполне возможно, что лучший в своем поколении) позволяло надеяться на многое, а ведь была еще и особая изюминка, которая заключалась в том, из чего состояла программа концерта. «Контрасты и созвучия» на самом деле присутствовали – первое отделение было составлено из произведений Вагнера, второе отдано Верди.  Забегая вперед, скажем, что это смелое решение получило достойное воплощение – два ровесника и два ведущих оперных реформатора XIX века прекрасно соседствовали друг с другом, а мастерство исполнителей позволяло в полной мере оценить величие каждого.

Кажется, совсем недавно весь мир отмечал 200-летие великих рыцарей оперы. Они и при жизни, представляя две противоположные культуры – немецкую и итальянскую – ревностно относились к истокам своего творчества. Вагнер сравнивал итальянскую оперу с женщиной легкого поведения, Верди же подражание Вагнеру считал музыкальным преступлением. Оба стали национальной гордостью своих стран, уже при жизни добились славы. Но их творчество настолько контрастно, что для любого исполнителя в течение одного вечера погрузиться и в плотную музыкальную ткань вагнеровских смертельных страстей-драм, и в прозрачную белькантовую мелодичность  опер Верди – испытание высочайшей пробы. Впрочем, это относится не только к певцам, но и к оркестру в первую очередь. Оба композитора совершенно по-разному воспринимали роль оркестра в опере: если у Верди оркестр следует за вокальной партией певца, чутко вслушиваясь в нюансы голоса, поддерживая эмоциональное состояние солиста, стараясь звучать в деликатном «унисоне» с чувствами героев, то у Вагнера оркестр – полноправный, а иногда и главный участник происходящего на сцене. Оркестр у Вагнера «правит бал». Недаром Чайковский называл оперы Вагнера «симфониями с голосом». Да и мы, когда слышим в опере плотное, симфоническое звучание, говорим - «звучит по-вагнеровски»... Именно поэтому публика с нетерпением предвкушала, как же маэстро Сладковский «выстроит» управление БСО, чтобы эти контрасты прозвучали понятно, оркестр дал и вагнеровский, и вердийский звук, а певец чувствовал себя комфортно в обоих музыкальных стихиях и смог показать все свое мастерство.

Когда на сцене Большого зала стремительно возник (именно возник, как будто выступил из воздуха) сияющий Александр Сладковский и властным жестом открыл программу вечера, публика замерла. Полились звуки красивейшей оперы «Тристан и Изольда», про которую когда-то еще Ромен Роллан заметил, что «Тристан», словно высокая гора, возвышается над прочими поэмами любви так же, как сам Вагнер — над всеми художниками своего века... Нигде напряжение гения не достигает подобной силы, взлет — подобной головокружительности». В симфонических «Вступлении и Смерти Изольды» (собственно, это увертюра и финал, объединенные в одно сочинение), сконцентрировано все содержание оперы – любовь, муки, томление, смерть…Сам Вагнер писал Листу: «Хотя мне и не дано было никогда испытать счастье любви, я все же хочу поставить памятник этой красивейшей утопии, такой памятник, в котором все от первого до последнего штриха насыщено любовью».

Кажется, ничего лучше для начала концерта и выбрать было невозможно. Квинтэссенция творчества великого немецкого композитора, прекраснейшее из всех его произведений, «Тристан и Изольда» несет в себе такой заряд эмоций, что остаться равнодушным просто невозможно. С самой же первой секунды Александр Сладковский и БСО безоговорочно и стремительно захватили публику в плен изумительной вагнеровской музыки, такой страстной, томительно-жгучей, проникающей в каждый уголок подсознания, заставляющей то трепетать, то замирать от полноты впечатлений, когда кажется, еще миллиграмм впечатлений – и все, ты лопнешь… Поначалу ухо еще пыталось поймать звучание отдельных групп, но мощный поток стройных мелодий четко контролировался дирижером, создавая впечатление той самой плотной, но при этом многоцветной, вагнеровской музыкальной ткани. И все-таки хочется выделить особо тонкую, выразительную и экспрессивную работу группы виолончелей, пассажи которых так украшали все звучание оркестра.

Стихия любви и смерти, пронизанная предвкушением любви, ядом вечной разлуки, трепетной нежностью и неумирающей надеждой на счастье, которую и оркестр, и дирижер смогли воссоздать в этот вечер на сцене Большого зала, оказалась настолько «вагнеровской», что, когда растаяли последние звуки Смерти Изольды, вспыхнуло желание увидеть всю оперу и немедленно! А маэстро Сладковский уверенно повел оркестр и публику дальше, не дав даже передохнуть от восторга.

Вагнер продолжился арией Голландца из I действия оперы «Летучий голландец», и на сцену Большого зала вышел знаменитый немецкий баритон Михаэль Фолле. Московская публика узнала его благодаря стараниям Владимира Ивановича Федосеева, который в прошлом году организовал приезд одного из ведущих оперных певцов Германии. В последнее время в Москве побывало немало известных зарубежных исполнителей, в том числе и баритонов, но услышать, как поет Вагнера немец, было вдвойне интересно. Михаэль Фолле к тому же славится звучным, крупным голосом, красивым тембром и отточенным владением мецца-воче. К тому же еще, говорят, и артист великолепный. Правда, вступил Фолле в свою арию весьма напряженно. Создалось впечатление, что певец старается мощью голоса перебить оркестр…Однако маэстро Сладковский умело и тактично подстроил звучание Большого симфонического под возможности солиста, и дальше все пошло как по маслу.

Во второй арии, Романсе Вольфрама из «Тангейзера», перед которой оркестр смело, бравурно и размашисто исполнил «Полет Валькирий» (из оперы «Валькирия»), Михаэль уже показал свое знаменитое умение петь практически шепотом, да так, что этот шепот доходил до самых дальних рядов амфитеатра. Сама по себе ария Вольфрама – прекрасна, а уж когда ее исполняют мастера! Великолепная дикция, мягкий, глубокий тембр, изумительное мецца-воче, детальная нюансировка, блестящая артикуляция – и Романс Вольфрама в исполнении Михаэля Фолле слушался с огромным удовольствием. Оркестр звучал чисто и гармонично. Главное – на сцене возникло удивительное равновесие – ни оркестр не «выбивал» солиста из музыки, ни солист не превалировал своей значимостью и голосом…

На «десерт» в первом отделении Сладковский и БСО преподнесли публике блестящий Антракт к III действию «Лоэнгрина». И снова оркестр продемонстрировал прекрасное понимание вагнеровских интонаций и столь же точное их воплощение, а маэстро Сладковский, пританцовывая от бушующей в нем энергии, с видимым наслаждением руководил всем процессом.

После антракта на Верди мы шли с некоторой опаской (в ушах еще звучал «Полет Валькирий»…ну, вы же понимаете). Увертюра к «Силе судьбы» грянула неожиданно, как-то сразу перенеся нас в другое измерение. С кажущейся легкостью, являющейся результатом высочайшего профессионализма, и оркестр, и дирижер сплели из звуков удивительной красоты и драматизма картину. После этого вступления, словно по мановению волшебной палочки (видимо, стик у Сладковского и правда магичный) наполнившего Большой зал пленительным мелодизмом Верди, Ария Родриго из «Дона Карлоса» показалась абсолютно уместной. Певец вышел в драматическом образе, и исполнил арию так, что стало безумно жаль умирающего Родриго…По-итальянски Фолле изъяснялся столь же хорошо, как и по-немецки, интонировал мягко и непринужденно, свободно переходил от тишайшего пианиссимо до зычного форте, а артистизм так и вовсе зашкаливал...

Немного разрядила обстановку знаменитая Прелюдия к «Травиате», прозвучавшая сразу же за Арией Родриго. Прелюдия, преподнесенная оркестром светло и проникновенно, порадовала вердиевской мелодичностью, полифонической объемностью, уверенной очерченностью фраз. И в продолжение темы «Травиаты» на сцену вышел Михаэль Фолле в роли Жермона. Эта ария стала серьезным испытанием для немецкого баритона. Голос явно боролся с проблемами, вокальная линия стала неровной, случались и провалы с озвучиванием верхних нот…К счастью, певец сумел преодолеть проблемы с голосом и к Арии Форда из оперы «Фальстаф» вышел в своем обычном состоянии. Голос Фолле снова звучал ярко, свободно, обаятельно. Оркестр вторил ему в полной гармонии – Маэстро Сладковский точно попал в стилистику оперы-буффа, в которой, как мы знаем, присутствуют и комедийная интрига, и юмор, и искрящееся веселье. Совершенно невероятная энергетика, излучаемая дирижером, словно «накручивала» и оркестр, и солиста, в результате на сцене Большого зала засияло облако музыки, которое, казалось, удерживается легкими и точными движениями рук маэстро.

В программе было запланировано пять вокальных номеров. Но Михаэль Фолле, видимо, решил компенсировать публике столь малое количество вокала, и щедро подарил нам бисы, да еще какие! Признавшись в любви к русской музыке и поблагодарив Владимира Федосеева с его великолепным оркестром за сотрудничество, он бравурно исполнил арию Онегина, на понятном русском – каждая фраза была убедительна. «Вы мне писали» вызвала бурю восторга в зале – публика была растрогана чуть не до слез…Но на этом Фолле не остановился – после Онегина он перескочил в оперетту Легара «Веселая Вдова», вошел в образ настолько, что стал танцевать рядом со Сладковским, который, подхватив инициативу, ускорил оркестр. Вихрь задорной опереточной музыки промчался над Большим залом, публика аплодировала от души.

На этой веселой ноте концерт и завершился. Радостная эйфория, охватившая зрителей, не растаяла, она ощущалась еще долго – и когда публика клубилась в фойе у гардеробов, и на выходе из Большого зала, и даже потом, когда прошло несколько часов после концерта, приятное впечатление от соприкосновения с гениальной музыкой двух великих композиторов не проходило.

Спасибо организаторам концерта за то, что он состоялся, а главным героям – Большому симфоническому оркестру, маэстро Сладковскому и Михаэлю Фолле – за прекрасное исполнение и взаимопонимание.

Ирина Шымчак

Фото автора