Александр Сладковский: «Я люблю критику»

«Казанская осень» просто покорила в этот раз казанцев. Хотя бы тем репертуаром, который был им предложен, и тем образом, в который вы вошли вместе со всем оркестром. Откуда родилась эта идея? 

А.С.: В первую очередь идея пришла, потому что приехала Симона Кермес. Мы знали, что это титулованная королева барокко. Знали, что репертуар будет барочный - для многих такое страшное и, к сожалению, забытое слово. Это музыка, которая в Казани, мягко выражаясь, звучала и звучит весьма редко.

 

Расцвет барокко приходится на XVI-XVII вв., а многие наши инструменты, на которых мы сейчас играем в оркестре, относятся и к началу XVIII века – это очень близко к той эпохе, к тому времени. Репертуар, который мы играли, музыка композиторов Генделя, Порпора, Монтеверди – родоначальника классической оперы. Само по себе из этого вытекло то, что просто играть эту музыку было бы непростительно. Она требует определенного антуража, определенной атмосферы, которую можно создать еще и костюмами. И тогда мы уже обратились в наш замечательный оперный театр, и директор театра лично помогал этому процессу и очень воодушевленно воспринял эту идею. Сорок человек, которые исполняли барочную музыку, мы переодели в роскошные, практические аутентичные костюмы, в парики, и так далее. И когда за неделю уже мы делали репетицию в костюмах, я понял, что это придаст особый колорит концерту. Потому что публике очень важно не только слышать музыку, но еще и воспринимать визуально, что происходит в этот момент на сцене. 

Это полный эксклюзив для Казани. В других городах планеты этого уже не увидят? 

А.С.: У меня не было идеи сделать это каким-то эксклюзивным продуктом. Я к этому отношусь с шуткой. Мы ведь тоже развиваемся. Мы начинали в 2011 году очень робко, с большими, мягко говоря, сложностями. И со стороны артистов, которых мы приглашали, потому что были разные задумки и не все они смогли воплотиться в 2011 году. И мы год от года росли. В прошлом году был Хворостовский – по-моему, это тоже абсолютно феерически прошло. Это тоже было стилизовано, он пел и Вагнера, и русскую классику, и Чайковского. То есть каждый год с точки зрения фантазии мы придумываем что-то более привлекательное. И у меня уже на следующий год есть задумка, я не буду ее сейчас озвучивать. Самое главное – показать публике то, чего она еще не видела. Постараться сделать то, что по-настоящему интересно. 

 

Вы смогли подать эту абсолютно далекую для среднестатистического казанца, татарстанца музыку очень современно. Симона Кермес в ХХI веке абсолютно доступно для гигантской аудитории, в том числе вместе с вами, доносила музыку XVI века. 

А.С.: Импульсы исходят от людей, которые хотят что-то изменить. Симона относится к такой категории людей. Хотя бы такая интересная деталь. Мы долго обсуждали, в каком платье она приедет сюда. Я ей сказал за неделю, что мы будем в костюмах, в париках, она сказала – у меня есть одно платье, которое стилистически очень подойдет. Когда мы отыграли музыку королевских фейерверков, я пошел за кулисы, чтобы представить ее публике. И вот я вижу это роскошное барочное платье, хрустальные башмачки и сверху – джинсовая куртка. У меня был шок. Я говорю: «Симона, снимай куртку». А она: «Нет, мне холодно». И уже выходя на сцену, говорит мне: «Ну, скажи, что это круто?» 

 

Она абсолютная хулиганка в хорошем смысле этого слова. К титулу «Королевы барокко» добавляют еще одно слово – сумасшедшая. У нее ни на кого не похожий стиль подачи этой музыки и в этом смысле она единственная в мире. Потому что если мы говорим о ее конкурентке Бартоли – знаменитой, фантастической певице, то она держит себя в более строгой манере и не позволяет себе того, чего позволяет себе Кермес. Кермес такой человек, и это отличает ее от других исполнителей. Вы абсолютно правильно сказали, она трактует эту музыку в современных ритмах. Она ощущает эти ритмические каскады как рок, или джаз, или фьюжн, или что-то такое, что каждому человеку, который живет сегодня, близко. Я не уверен, что она это делает для того чтобы расширить свою аудиторию. Это просто ее существо, это ее ощущение музыки, и во многом она права. Потому что я тоже, когда слушаю барокко, вот такую классику – очень-очень раннюю, очень старинную – я слышу в этом ритмический пульс, который свойственен и характерен современной музыке. Вот и все, в этом и есть ее секрет – в том, что она не старается быть академически строгой, когда поет классику. 

Как публика отреагировала? Как это оценила гостья? Она впервые у нас? 

А.С.: В Казани она впервые. Но у нее достаточно большой опыт контакта с Россией. Мало того, для меня это было шоком – она приняла нашу веру, она крещена в православной церкви, совсем недавно и сделала осознанно. Меня это, честно говоря, потрясло. 

Что касается публики. Вчера я совершенно случайно оказался у касс Большого зала. И мне навстречу вышла дама в возрасте, которая минут пятнадцать говорила мне о том, что какое счастье, что она встретила оркестр, который напомнил ей Рахлина, который для нее был и остается кумиром и каким-то символом любви к музыке. Она сказала: «Наконец-то я услышала то, что я уже давно забыла». Это очень характерный эпизод. Я знаю, что музыканты раньше уходили по черной лестнице, чтобы глазами не встретиться с публикой после перформансов. И это мы пережили, к счастью. Я это вижу по реакции вот этих людей, которые годами не ходили в Большой зал. Не потому что они плохо относились к тому или иному режиссеру. Просто у них абсолютно пропал интерес, они не видели в этом никакого смысла. В этом смысле для меня самым большим откровением и достижением является то, что – пусть очень постепенно, очень медленно, очень избирательно – но возвращается понимание того, что такое государственный оркестр республики. Какие у него были вехи? А вот как это соотносится с тем, что было раньше? Наверное, вот это самое важное достижение последних наших лет, очень короткого срока. 

 

Вы не боитесь, что такого рода праздники приведут к валу людей в концертный зал, которые будут давить своими ожиданиями увидеть нечто подобное? Будут требовать от вас исключительно такой осовремененной манеры подачи классической музыки? И это будет накладывать на вас дополнительные обязательства, волну критики. 

А.С.: Критика – это очень хорошо. Я люблю критику – настоящую, хорошую, достойную. Более того, я в ней нуждаюсь. Но раз уж мы стараемся серьезно говорить на эти темы, я хочу, чтобы люди понимали, что симфонический оркестр работает на огромное количество фронтов. Начиная от образовательных и культурологических проектов, заканчивая концертами классического формата, который уже столетиями не меняется. В этом и прелесть классического искусства, что оно законсервировано. 

 

Мне кажется, это дурной тон – ожидать, что в концертном зале мы будем теперь с голым торсом выступать и каких-то акробатов приглашать. Классическое искусство законсервировано, оно требует определенного ритуала – это черный фрак, белая бабочка, лакированная обувь, условно говоря. Мы не можем предложить ничего другого. Поверьте, консервация, в которой уже столетиями развивается симфонизм и концерт как форма приобщения людей к высокому искусству, не изменятся. Просто есть разные форматы и разные виды деятельности оркестра. Одну из сторон мы показали. 

Чулпан Хаматова читала сказку, в то время как мы играли. Мэр Казани Ильсур Метшин читал сказку, когда мы играли «Щелкунчика». Какие еще могут быть формы? Выступление в доке судостроительного завода. Или в автосборочном цеху «КАМАЗа». Каждое направление требует определенной формы. Поэтому, я думаю, что мы ни в коем случае не обидим своего зрителя. Мы наоборот расширяем рамки включения разных слоев людей и приобщения к высокому искусству. Но все же, повторюсь, начиная от заводов и доков, торговых центров, университетов и классических, академических концертов, мы идем до фестиваля Губайдуллиной, на которой играется суперсовременная, суперавангардная музыка. Все очень многообразно, мы стараемся максимально искренне и максимально точно передать в каждой форме нашего действия то, что по-настоящему нужно людям. Культура в том и заключается, что чувство меры и чувство стиля должно быть безупречным. И это я стараюсь соблюдать всегда и во всем. 

Сейчас не очень простые взаимоотношения между Россией и Западом. Не грозит ли это тем, что какие-то известные музыканты не захотят принимать ваши предложения? 

А.С.: Уже есть один отказ. Из Италии. Очень известный виолончелист, я не буду его фамилию называть, я честно ее не помню. Но была задумка исполнить очень редкое сочинение начала ХХ века. По формату это идеально подходило к «Рахлинским сезонам», и на апрель было уже намечено выступление этого виолончелиста, который практически за год дал отказ, сказал, что он не приедет. В силу ситуации, которая, как ему кажется, не позволяет ему приехать в Россию и выступать перед российской аудиторией. К счастью, это только единичный случай и я очень надеюсь, что такого бреда больше не будет. 

 

Во всяком случае, музыканты и солисты из западных стран прекрасно знают, что на самом деле происходит. Они прекрасно относятся к нам, они очень любят Казань и Россию. Я очень надеюсь, что такого сумасшествия мы не переживем. Потому что авторитет российских музыкантов очень высок на Западе и не безосновательно. Второе соображение - все-таки мир очень маленький, особенно музыкальный мир. А вот когда возникают такие глобальные сложности… Я это помню прекрасно еще с советских времен. Во многом благодаря артистам, благодаря музыкантам с мировым именем, и советским, и зарубежным, удавалось удерживать вот эти ниточки, связи, которые независимы ни от каких сложностей, ни от геополитических в том числе. Наши народы связаны. Миссия настоящего артиста в том и заключается, чтобы, когда возникали такие трудности, не убегать в кусты, не прятаться от них, а наоборот сделать все, чтобы постараться наладить те сложные процессы, которые происходят сегодня, скажем, между Россией и западными странами. 

Кого нам следует ожидать в рамках сезона? 

А.С.: Я бы хотел сказать про сезон немножко с другой стороны. Я очень надеюсь, что у нашей публики уже не возникает сомнений, что то, что мы организуем, будет стопроцентным попаданием с творческой точки зрения. Я бы хотел сказать о достижениях оркестра в том смысле, что этот сезон будет невероятно поворотным, как я его вижу. В связи с вот какими событиями. В июне мне удалось очень тепло и долго поговорить с нашим гуру – Валерием Гергиевым, который видел запись нашего оркестра. Он очень высоко оценил уровень, качество нашей работы. И что для меня невероятно важно – Гергиев сделал предложение выступить с тремя концертами в Петербурге в его новом, совершенно роскошном концертном зале Мариинского театра. По сути Гергиев предложил абонемент Татарстанскому симфоническому оркестру у себя дома. В Петербурге это Мекка. 

Мы очень часто ездим в Москву, с разными программами, на разные аудитории, в разных залах выступаем. У меня нет никакого страха перед Москвой. Но вот ехать в Петербург… Это город, который, благодаря Гергиеву, стал лидером в музыкальном мире. Без всякого преувеличения. И для нас это гигантский прорыв, я очень радуюсь за наши успехи, потому что поверьте – к Гергиеву в абонемент попасть, даже если ты в очень хороших отношениях с маэстро… Он очень избирателен в формировании программы и в выборе тех коллективов, которые сюда имеют право приехать. Наверное, это самое важное достижение для нас. В предъюбилейный год – это сорок девятый сезон нашего оркестра – это придаст какое-то очень важное значение нашей работе, потому что ехать в Петербург – это особая статья. Как выученик Петербургской консерватории могу сказать, что единственный зал, которого я боюсь до сих пор, в котором я до сих пор трепещу как мальчик, это Голубая гостиная и Красная гостиная Большого зала филармонии, бывшего дворянского собрания и так далее. Петербург для меня совершенно особый город и это будет настоящей творческой проверкой. 

 

Восьмого ноября будут праздновать юбилей фестиваля «Crescendo» моего друга Дениса Мацуева, который также с радостью приглашает Татарстанский симфонический оркестр в Большом театре выступить на гала-концерте, посвященном десятилетию фестиваля. Это гигантский проект, который объединяет российских музыкантов со всего мира. Лучшие музыканты, которые сегодня представляют Россию на всех континентах, являются «крещендовцами», так или иначе. И огромное счастье, что Мацуев приглашает наш оркестр в самый важный день. Вот четыре события, которые я ожидают с придыханием. Это будет четыре очень важных творческих события, которые мы просто обязаны пережить, чтобы доказать свою жизнеспособность и творческую состоятельность. Вот к этому мы очень долго шли и мне приятно, что уже на пятом году моей работы в Татарстанском симфоническом оркестре мы выходим на российский музыкальный олимп. Это самые-самые важные события, которых я жду. И я уверен, что они очень сильно повлияют на дальнейший ход нашего развития. 

По поводу того, что мы планируем в этом сезоне – ничего особенного. Семь фестивалей. Мы объединяемся с Санкт-Петербургским Домом музыки, который возглавляет как художественный руководитель мой давнишний творческий друг, очень авторитетный музыкант Сергей Ролдугин. Совместно мы делаем проект «Петербургские музыкальные ассамблеи». 

Они будут проходить в Петербурге? 

А.С.: Они будут проходить в Казани, в том-то и дело, что Международный дом музыки Петербурга приезжает в Казань. Это очень сильная связь, потому что Сергей Ролдугин пестует и заботится о молодых музыкантах, о музыкантах, которые завтра будут представлять элиту нашей российской исполнительной школы. Я считаю, что это очень важно для казанской школы. Студентов консерватории всегда рады видеть на репетициях и концертах. Мне кажется, контакт способствует творческому взаимообогащению молодых музыкантов, которые непосредственно на сцене и за кулисами могут общаться и обмениваться информацией. Это уже седьмой фестиваль «Петербургские музыкальные ассамблеи». 

Совместный проект с Московской филармонией «Творческое открытие», по сути, идет в этом же тренде – молодые музыканты, которые уже стоят на листе Московской филармонии. Их имена еще никто не знает, но они уже по-своему титулованные музыканты. Проект проводится с целью их продвижения и продвижения к сцене. Мне кажется, что Московская филармония оказывает нам огромную честь, приглашая нас в компаньоны в этом совместном проекте. Татарстанский симфонический оркестр предстает как площадка для запуска вот этих новых ракет, которые через несколько лет будут всемирно известны. Случайных людей в этом списке нет. 

Ну и, конечно, «Денис Мацуев у друзей», который практически вот в конце сентября уже по-настоящему открывает двери в сезон. Это два ошеломительных концерта с русской музыкой. Второй концерт Чайковского, который Мацуев играет совершенно феерически, это очень редко исполняемый концерт. И «Шахерезада», которую мы очень давно не играли. Наконец, «Шахерезада» вернется к себе домой. И Третий концерт Бетховена. Мацуев как всегда предстает в разных ипостасях. Что очень важно - мы впервые делаем совместный проект «Новые имена Мацуева». Деятели, которые по-настоящему одарены, будут прослушаны, им будет уделено внимание, они получат мастер-классы от московских учителей. И мало того, они примут участие в коротком гала-концерте и в церемонии посвящения в список новых имен, и так далее. Это тоже очень важная история. 

 

А дальше, все как всегда, «Рахлинские сезоны». Я хочу сыграть в последний день Малера в память Натана Григорьевича. Мы все последние концерты посвящаем его памяти. И прощальная симфония Малера будет посвящена нашему основателю. 

«Белая сирень» в этом году тоже удивит, потому что мы ждем Федосеева в качестве дирижера. Владимир Иванович с удовольствием подтвердил сейчас дату. Ему очень понравилось у нас. Но там есть небольшая интрига, которая, я думаю, безумно порадует меломанов в первую очередь. Очень надеюсь, что ничего не сорвется, но есть договоренность с Михаилом Васильевичем Плетневым, который предстанет перед казанской публикой как пианист со Вторым концертом Рахманинова и на своем собственном рояле. И, конечно, Борис Березовский с мефистофельским Четвертым рахманиновским концертом, и так далее. 

В общем, сезон, по сути, не меняется. Он становится содержательней, он становится более осмысленным, он становится более глубоким. Если говорить о партнерах, которых мы ждем, это господин Нешлинг – маэстро из Бразилии. Он будет дважды выступать в рамках Рахлинского фестиваля. Мы ждем иностранных гостей и на Рахлинском фестивале, и на «Concordia». Мы постарались так выстроить сезон, чтобы привлечь как можно больше молодых исполнителей, чем мы не были так озабочены в предыдущие сезоны. Потому что на «Concordia» будет просто парад молодых исполнителей. В этом сезоне мы делаем ставку не на Доминго, не на какие-то уже известные всему миру имена. Мы делаем ставку на людей, которые по-настоящему любят наш оркестр, с которыми у нас есть уже опыт совместной работы и каждый из которых в своей сфере бесспорный лидер. 

А что у нас с нашими композиторами, с композиторами Татарстана? Пока, скажем честно, нет какого-то спроса на музыку наших композиторов, хотя композиторов у нас достаточно. 

А.С.: Очень сложная тема. Все, что мы могли бы сделать для нашей композиторской школы, мне кажется, мы делаем. Это совершенно особая статья, которой я искренне уделяю очень много внимания, зная, что культура наций во многом в ее носителях. У меня есть два очень неприятных фактора, о которых я не могу не рассказать. Первый – на репетицию оркестра не ходит ни один студент. У нас огромное количество дирижеров учится в консерватории, хоровых дирижеров, но это дирижеры. Это тоже люди, которые работают с коллективом. У нас есть дирижеры-симфонисты. Вот когда я учился, я из филармонии, из Мариинского театра не вылезал. Я пропускал какие-то лекции, потому что практическое воплощение моей работы было для меня гораздо важнее. Я видел Темирканова, я видел Гергиева, и учился у них. Это процесс, которому нельзя научиться, стоя в классе и махая палочкой. 

И продолжая эту горестную линию, я могу сказать, что единицы композиторов приходят на концерты. Мне же не надо, чтобы они потом приходили, кланялись и говорили – ой, как это было здорово. Я в этом совершенно не нуждаюсь. Проблема в том, что композиция – это передача звуковой информации, записанной в нотах. А ты не можешь передать звуковую информацию, если ты не воспринимаешь эти звуки постоянно. И для меня это большой показатель, потому что в Петербурге композиторы были всегда, весь Союз всегда был в ложах. Все слушали, все внимали, и какими бы не были сложными отношения между творцами и исполнителями, этот баланс всегда соблюдался. Даже с ритуальной точки зрения. У нас оркестр сам по себе, композиторы сами по себе и все круче тучи. Так не бывает.