Мирас-2018

«Мирас» сильно окреп и своей национальной татарской симфонической музыкой вызывает огромный интерес в Казани. Тем более, что исполняет эту татарскую симфоническую музыку, и блестяще исполняет, буквально ювелирно, музыкально выверенный Государственный симфонический оркестр Татарстана, ныне уверенно входящий в десятку лучших симфонических оркестров Европы. При этом звук оркестра феноменальный, не похожий на звук любого другого европейского оркестра, драматический, «светлый», звук «болдинской осени». Даже его шероховатости звучат интересно, как некоторая асимметрия на красивом женском лице, она придает неповторимую индивидуальность красоте.

Из той палитры, что была нам представлена - хорошо видно историческое развитие татарской симфонической музыки. Как она из вычурного сталинского ампира, из московского «горшка», из суконно-функциональных, даже где-то механически заимствованных и поэтому бездушных (где уж говорить о духовности), монументальных (тоталитаризм сам по себе требует, жаждет монументализма) форм, пробивается татарскими родниковыми мелодиями, начинает оживать под влиянием народного мелоса. Для тоталитаризма характерен и милитаризм, и индустриализм, как туда было можно вместить татарский деревенский лиризм - большая загадка татарского бытия. Для соцреализма, как предельной формы формалистического выхолащивания, как нельзя лучше подходит известное определение «сумбур вместо музыки».

Конечно, развитие татарской души, высокая культура нации невозможна без национального симфонизма. Гумилев определял нацию как частоту некоторого энергетического поля, то есть определение свой-чужой идет на основе комплементарного интуитивного резонанса энергополей, не зависящего от рационального сознания. Если это так, то сконструировать из татарина, например, русского, теоретически невозможно, для этого нужно «переделать» частоты энергетического поля его организма, что вызовет внутриклеточную катастрофу. Это будет апогей «манкуртизма», причем довольно короткий, вызовет колоссальный стресс и нарастание внешне не мотивированной агрессивности.

Но это отдельная тема, а в музыке эта гипотеза Гумилева выражается в неповторимых народных мелодиях, именно они ярко характеризуют тот индивидуальный для каждого народа набор частот. Эти ласкающие для каждого народа свои мелодии вызывают бурю чувств, потому что они резонируют с биополем каждого народа. То есть развитие татарского симфонизма должно идти, несомненно, на основе народных мелодий, а не чистого технологического заимствования академических образцов музыки других народов. Симфонизм рождает религиозные чувства нации, он цементирует народ на духовном уровне, рождает «полет» национальной культуры.

У каждого языка свой музыкальный мистицизм, каждый язык - музыкальная Вселенная. Попытка вытеснения языка, медленное кастрирование языка - духовное преступление, и те, кто этим занимается, конечно, кармически, по законам справедливости, будут нести ответственность. Необходимо признать, высокопрофессиональным европейским исполнением Сладковский развернул татарскую симфоническую музыку в мир. Правда, иногда профессионализм исполнения подчеркивал убожество композиции, но это хороший результат, это позволяет композитору расти, отталкиваться, как и исторический взгляда на татарский симфонизм.

Самое поразительное, при всей явной, обнажившейся сегодня бутафорности некоторых симфонических «кирпичей», они все равно выглядели иногда более живыми, чем отточенные современные бездушные мелодии, созданные по стандартным канонам. Все равно где-то в глубине «кирпича» чувствовалась «живинка». Все равно чувствовалось, что писались они не исходя из голого механического расчета, а просто такова была эпоха и правила игры, живое и нельзя было писать в мертвом сталинском мире, живое было только на задворках. Живое маскировалось под мертвое.

17 февраля, в первый день фестиваля концерт начался с увертюры Губайдуллина к балету «Кисекбаш». Конечно, это классика партийного симфонизма и этим удивительна интересна с исторических ракурсов, как старый агитационный плакат 40-х. Как говорится, на этой точке отсчета, шаг вправо, шаг влево, уже побег из сталинизма, дальше уже глоток свежего ветра, оттепель. Танцы из балета «Водяная» Анвара Бакирова, были исполнены ГСО РТ столь мощно, что хоть сейчас в Вену, вызывать сенсацию. Это была, пожалуй, самая высокая точка концерта. Тем более, что танцы прозвучали на контрасте с предыдущим произведением. Дальше прозвучал «Танец сов» из балета «Заколдованный мальчик» Хабибуллина. Здесь, на мой неискушенный и непрофессиональный взгляд, составители допустили ошибку. Танцы из «Водяной» были исполнены столь интересно, с таким подъемом и любовью оркестром, что сразу как бы затенили «Танец сов». Очень интересное, своеобразное произведение, но оно проиграло на фоне «Водяной».

Следующим прозвучали три сцены из балета «Золотая Орда» Резеды Ахияровой. Конечно, это уже модерн и в 50-е годы «волчий билет» Ахияровой за разрушение музыкальной схоластики был бы обеспечен на всю жизнь. Из партии ее бы точно выгнали и сказали - стиляга. Сцены хорошо отражали искристую душу красивого и эротичного композитора. Иногда чувствовалось влияние Стравинского. Но мне кажется, что Золотая Орда была не экспрессивным государством, а довольно космически-гармоничным. Потому что основывалось на природных степных ритмах, даже более, чем татарская деревня. Здесь был у Ахияровой не ритм коня, а ритм, скорее, мотоцикла. Думаю, что Резеда Ахиярова могла бы написать еще и неплохую татарскую честную национальную рок-оперу «Золотая Орда», рок идет как раз из индустриализации, а не из медитации тенгрианства и ислама. Музыкальная ритмика ислама и тенгрианства, мне кажется, совершенно иная, она исходит из кантовского «звездного неба над головой», в то время, как европейская симфоническая музыка часто берет за точку отсчета прометеевского человека, основывается на индивидуализме, и отсюда - на личном героизме.

Леонид Любовский, лауреат Государственной премии России, представил сцены из балета «Сказание о Йусуфе». Как потом в фойе мне объясняла одна из его поклонниц: «Это же гений, вы понимаете, что стоите рядом с гением!». Любовский сообщил мне, что сейчас работает над симфонией о Петре I, это крайне трудно в нынешней ситуации, когда провозглашается воинствующее антизападничество. Конечно, было бы интересно представить себе встречу Петра I и Ивана Грозного в музыке, да еще Сталина и Ленина с ними в одной компании, но это мое личное пожелание Любовскому.

Любовский, довольно ярко выраженный в музыке восточно- позитивистский мистик, его музыка принципиально отвергает материальный мир и стремится в мир магии, но магии рационализированной. Она холодновата, и жара любви в ней, сумасшедшинки, да и ахияровской экспрессии в ней не хватает. Но в ней, например, выраженный ритм сердечного пульса присутствует, причем именно в лобовой форме, и это уже завораживает. Конечно, это принципиально европейский гипноз, довольно сильный, но внешний.

И еще, в ней чувствуется осторожность, отсутствие безумства храбрых. Это понятно, в мире духов, куда заходит Любовский, нужно быть особо осторожным, иначе можно быть порабощенным сильными духами. Но исполнение оркестром было, несомненно, блестящим, если не сказать выдающимся. В Европе, наверное, это вызвало бы фурор. Произведение можно охарактеризовать как европейский дзэн-симфонизм.

Дальше переполненный зал услышал сцены из балета «Йусуф и Зулейха» Шамиля Шарифуллина. Необходимо прямо сказать, в чем-то неожиданно, талантливо и где-то близко к Прокофьеву. Был в этой музыке природный магнетизм. Вроде ничего эффектного, но внимание внутреннее держит и не отпускает. Конечно, это был интереснейший композитор.

Второе отделение целиком отдано Назибу Жиганову, симфония №2 «Сабантуй» и сюита из балета «Нжери» (концертная редакция А. Луппова). Конечно, композитор сталинско-брежневской эпохи, Герой Социалистического труда, член Комитета по Ленинским премиям СССР. Как говорится, с начала расцвета сталинизма, потом вегетарианского брежневского сталинизма. Правил тогда культурой и идеологией Суслов, человек в галошах и футляре. И талант Жиганова был всегда смят длинной тягучей сталинскобрежневской эпохой. Жизнь Жиганова - трагедия. Несомненно, большой талант, вынужден был всегда приспосабливаться, из композитора он вынужден был, ломая себя, превратиться в организатора музыкального соцреализма, в подручного партии. Примерно как Леонид Леонов в литературе.

Два исполненных произведения имели более исторический интерес, яркие, характерные образцы татарского соцреализма, неизбежно при этом обслуживающего имперские московские интересы. Жиганов был крупной частью «третьеримской» партийной машины. Какой урок можно извлечь из музыки Жиганова - татарскому народу со сталинской партией очень не по пути, если татарский народ хочет сохраниться в истории. Гаяз Исхаки, когда писал свой трактат о будущем татар, не думал, что к власти в России придет Сталин. К музыке Жиганова очень точно подходят слова «национальная по форме и социалистическая по содержанию ». Правда, необходимо осознавать, что социализм был у нас казарменный. И возникает феномен «национальная по форме, казарменная по содержанию». Цензура свирепствовала, правдивая искренняя музыка запрещалась. Но Жиганов заложил фундамент татарской музыки.

Татарская симфоническая музыка на подъеме - и в своих мрачных пророчествах Исхаки был, конечно, не прав. И татарская симфоническая музыка, «Мирас» доказывают это. Думаю, что Исхаки был бы потрясен, побывав на «Мирасе».

Рашит АХМЕТОВ.

На снимке: композитор Энвер Бакиров.