Кристиан Кнапп будет дирижировать в Петербурге самой длинной оперой Вагнера, мечтает исполнить «Пиковую даму» Чайковского и раздумывает о новых проектах с Хиблой Герзмава. Об этом американский маэстро рассказал «Известиям» после своего концерта в Казани в рамках XII Международного фестиваля им. Сергея Рахманинова «Белая сирень». Вместе с Государственным академическим симфоническим оркестром Республики Татарстан (ГАСО РТ) и пианисткой Евой Геворгян Кнапп исполнил произведения Чайковского и Рахманинова.

«Как будто рояль становился певцом»

— Почему вы выбрали для исполнения русскую программу?

— Программу предлагали оркестр и его художественный руководитель Александр Сладковский, мой близкий друг. Но для меня в этом нет проблемы. Хотя у меня американский паспорт, русская музыка не воспринимается мной как что-то далекое. Когда я учился на пианиста в США, почти все педагоги представляли именно русскую традицию. А в 1997 году я приехал в Петербург и учился три года у Ильи Мусина. На его занятиях симфонии Чайковского были постоянной темой. В общем, я с удовольствием принял предложение ГАСО РТ.

— Первая симфония Чайковского звучит реже, чем Четвертая, Пятая и Шестая. Какие эмоции это произведение вызывает у вас?

— Я очень люблю эту симфонию. Особенно первые три части. Они безумно интимные. С одной стороны, вроде бы играет большой симфонический оркестр. И в то же время там есть абсолютно камерные места с тонкими нюансами. А «Буря» была совсем новым произведением и для меня, и для оркестра. Тоже ранний Чайковский. Мы впервые попробовали сыграть этот опус вместе, и думаю, получилось неплохо.

— Каковы ваши впечатления от оркестра?

— Общее впечатление — что ГАСО РТ становится лучше и лучше. Они демонстрируют очень высокий уровень и играют замечательно! И это несмотря на то, что мы репетировали меньше, чем обычно: параллельно у меня была премьера в Москве — «Норма» с Хиблой Герзмава, поэтому я летел на один день в Казань, потом вернулся в Москву, потом — снова в Казань.

— В «Рапсодии на темы Паганини» Рахманинова солировала пианистка Ева Геворгян. Ей всего 19 лет. Как вам кажется, музыканты поколения зумеров чем-то отличаются от представителей старших поколений?

— Ева очень красиво сыграла! Мы встретились только на генеральной репетиции, и у нас было меньше возможности договориться, поэтому надо было просто слушать друг друга и реагировать. Но она всё сделала отлично, со всем справилась, хотя я брал подвижные темпы.

Что касается поколений, здесь ключевой вопрос — где и у кого учился музыкант. Есть педагоги, которые держат традицию. Есть — более современные. Если говорить именно о пианизме, то в XX веке было великое поколение — Рихтер, Гилельс, Горовиц. У них был уникальный звук. Как будто рояль становился певцом! Сейчас распространен другой стиль. Другое время — другая душа.

Считается, что сегодня играют более технично, более холодным звуком. И иногда есть ощущение, будто мы что-то теряем. Как раз это «пение». Но это не значит, что все современные пианисты такие. Ева — очень интересный музыкант. «Рапсодию на темы Паганини» Рахманинова я прежде играл еще с Дмитрием Шишкиным. И скажу, что он — поэт, когда сидит за фортепиано. Это тоже было очень сильное впечатление.

А, например, Даниил Трифонов — он просто гений! Его исполнение Второго концерта Прокофьева говорит о том, что он великий пианист. Безотносительно поколений.

— С Трифоновым вы работали?

— К сожалению, нет, хотя я очень много раз слышал, как он выступил с Валерием Абисаловичем Гергиевым. Поэтому я еще жду возможности сыграть с Трифоновым. Скажите ему, если будете беседовать, что я готов! (смеется)

«Сейчас Россия куда богаче и современнее»

— У вас планируются выступления за пределами России?

— В ближайшее время я только в России, но через сезон — да, планирую играть в других странах. Жду, когда наступит какая-то ясность с мировой ситуацией.

— Вы не жалеете, что остались в России и продолжили работать с Гергиевым?

— У меня американское гражданство, но я учился здесь и уже 11-й сезон я сотрудничаю с Мариинским театром. Я давно решил, что хочу быть в России. Не вижу, как это можно изменить. Так что — да, я не жалею.

— Когда вы впервые приехали в Россию?

— Тогда это был еще СССР. Кажется, 1987 или 1988 год. Я учился в школе, и мы с группой одноклассников около 10 дней провели здесь. У наших стран тогда были напряженные отношения, холодная война, но нам всегда хотелось понять: что там, в России? Что такое Советский Союз? Для меня это было особенно важно, потому что я на тот момент уже долго занимался на фортепиано, а ведь пианизм во многом базируется именно на русской традиции.

— Где вы побывали в СССР?

— Мы посетили Москву и Ленинград. Сходили на балет в Большой театр. Российский балет по сей день — один из величайших в мире!

— Потом вы приехали к нам уже в 1997 году. В чем было отличие той страны, которую вы увидели в конце 1980-х, от новой России?

— Во время той школьной поездки мы постоянно были под контролем: гостиница, автобус, экскурсия, снова гостиница. Я не мог в полной мере почувствовать страну. Видел только то, что нам показывали. Хотя через окно автобуса я замечал, что полки в магазинах пустуют, а люди одеты довольно бедно. Когда же я приехал в 1997 году, стало ясно, что поменялось многое. В Петербурге была очень богемная, творческая атмосфера. Но сейчас Россия куда богаче и современнее.

«В Сочи я брал палатку и шел в горы»

— В какой момент вы поняли, что хотите связать свою жизнь с Россией?

— До приезда в Россию я жил в Бостоне и учился одновременно в университете на философа и в консерватории на пианиста. В последний год мне надо было написать дипломную работу, подготовить большую программу по фортепиано. Вдобавок тогда же я создал небольшой оркестр, поскольку уже понимал, что хочу быть дирижером, и занимался там всем, чем только можно — и пиаром, и прочими делами.

В общем, когда я закончил обучение, мне хотелось выдохнуть, поэтому я не строил никаких конкретных планов. И тут появилась возможность поехать на летний мастер-класс в Сиену (Италия). Там в течение шести недель проходил курс молодых дирижеров. Его вели три педагога: Мюнг-Вун Чунг, великий маэстро Юрий Темирканов и третий наставник, которого я на тот момент не знал, — Илья Мусин. Я приехал ради первых двух имен, особенно ради Темирканова. И действительно получил много от всех. Но как педагог самым лучшим был Мусин. Он мог за пару минут объяснить любую вещь абсолютно четко, и для меня это будто открыло двери.

— С другими дирижерами не так?

— Очень часто нам говорят: «Это секрет профессии. Это придет с опытом». И это правда. Дирижеру нужно много опыта. Но у Мусина была техническая система. И там, где другой педагог не мог объяснить проблему или дать конкретный совет, Мусину это удавалось.

У меня прежде не было никаких конкретных планов, тем более ехать в Россию. Но, поработав две недели с Ильей Александровичем, я понял: мне надо учиться у этого педагога. Так что я приехал в Петербург и успел три года позаниматься с ним. В 1999 году он ушел из жизни. Дожил до 95 лет, до последнего преподавал.

— Но ведь окончательно приехали в Россию вы уже в 2010-х. А что было в нулевых?

— После учебы у Мусина я победил на конкурсе в Лондоне, получил большой денежный приз и остался там. Но всегда у меня была мечта вернуться в Россию и работать с Валерием Абисаловичем. Он меня не знал, я был один из многих, кто ходил в Мариинку, смотрел спектакли с галерки. Потом через кого-то я получил пропуск на репетиции и регулярно их посещал — всегда был в восторге, как Гергиев дирижировал.

И вот уже после победы в Лондоне, когда я был приглашенным дирижером в оркестре в США, туда приехал в качестве солиста пианист Александр Торадзе. Мы играли с ним Третий концерт Прокофьева. А я знал, что он — близкий друг Гергиева. И спросил его, может ли он как-то помочь, чтобы я встретился с Валерием Абисаловичем. Он всё организовал, и в итоге я дебютировал в Мариинском театре с «Электрой» Рихарда Штрауса. Сейчас у меня в репертуаре 93 оперы. Каждый месяц я дирижирую минимум шестью спектаклями, а бывает — 12–13. Рай для музыканта!

— Впечатляет! А есть ли какая-то опера, которую вы мечтаете исполнить, но пока не довелось?

— Это «Пиковая дама».

— На днях вы продирижировали новой постановкой «Нормы» Беллини в Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко. Какие премьеры ждать российским меломанам от вас в обозримом будущем?

— Планов много. Например, в Мариинке будут поставлены «Нюрнбергские мейстерзингеры» Вагнера. Я уже дирижировал этой оперой, но в концертном исполнении. Пять с половиной часов! Только для настоящих фанатов (улыбается). Теперь же зрители увидят ее в сценическом варианте. Премьеру проведет Валерий Абисалович, потом ее буду дирижировать и я. Кроме того, у меня есть идеи продолжения сотрудничества с Хиблой Герзмава, с которой мы сейчас работали над «Нормой».

— Вы были много где в России. Есть ли место, до которого вы пока не доехали, но хотите однажды там побывать?

— Камчатка! Вообще, может, с возрастом я люблю природу больше и больше. Много раз был в нашем штате Аляска, но все говорят, что Камчатка впечатляет еще сильнее. Лучше всего я отдыхаю в горах. Прошлый отпуск я провел в Сочи. Но основное время я провел не на пляже и даже не в Красной Поляне. Мне скучно на пляже уже после 20 минут. Поэтому я брал палатку и шел в горы.

СПРАВКА «ИЗВЕСТИЙ»

« назад