Романтизм как унаследованные традиции Натана Рахлина

10 апреля 2023
"Казанский репортер"

Романтизм как унаследованные традиции Натана Рахлина



В Казани проходит XII Международный фестиваль «Рахлинские сезоны». Культурный обозреватель «Казанского репортёра» отслеживает самые яркие моменты музыкального смотра.

Фестиваль, основанный художественным руководителем и главным дирижёром Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан Александром Сладковским, посвящён памяти Натана Григорьевича Рахлина – выдающегося советского дирижёра, народного артиста СССР, создавшего в 1966 году этот прославленный коллектив.

Рахлина именовали «театром одного актёра»: его феноменальная мануальная техника, когда Натан Григорьевич своими жестами «рассказывал» музыку, раскрывая руками все её детали, завораживали зрителей. Он был дирижёром романтического типа, и ему надо было бы жить лет сто назад, да и оркестр его существовал по законам романтического общества. Безупречное рахлинское драматургическое чувство в крупных формах и филигранная отточенность в миниатюрах в сочетании с тончайшими душевными волнениями и остротой проживания музыки рождало легенды, которыми и сегодня овеяно имя великого дирижёра.

Но, разумеется, в любом «театре одного актёра» есть тот самый коллектив, который на первый взгляд не заметен, поскольку составляет единую общность с медийной личностью. Для Рахлина таким обретением «физического тела» были музыканты, его оркестр, который он воспринимал как продолжение самого себя.

«Я с таким упоением создаю его по мелочам, подобно скульптору, что не замечаю ни времени, ни состояния здоровья, – писал он в письмах. – Увлёкся работой до упоения, вижу, как на глазах перерождаются люди, растёт изумительный коллектив». Сегодня с такой же трепетной любовью и максимальной самоотдачей растит исполнительский уровень Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан духовный преемник Натана Рахлина маэстро Александр Сладковский.

– Моя задача состоит в том, чтобы продолжать строить дом, фундамент которого заложил Натан Григорьевич. В этом и состоит настоящая преемственность традиций, – поясняет свою позицию Александр Витальевич. Для него хорошей традицией стало приглашение на открытие «Рахлинских сезонов» музыкантов исторического рахлинского состава оркестра и вручение им памятных подарков. Не стал исключением и нынешний XII Международный фестиваль.

В этот вечер со сцены прозвучали Увертюра к опере «Севильский цирюльник» итальянского композитора Джоаккино Россини, Концерт № 1 для виолончели с оркестром французского композитора Камиля Сен-Санса и два opus’a американских композиторов – Сюита из балета «Весна в Аппалачах» Аарона Копленда и Симфоническая поэма «Американец в Париже» Джорджа Гершвина. Что объединяет эти произведения? На мой взгляд, символическое бегство в мир любви и восторга, воссоздаваемое композиторами в динамичной и удивительно понятной всем и каждому музыке.

На дирижёрский подиум поднялся главный приглашённый дирижёр Симфонического оркестра Дубровника в Хорватии маэстро Ноам Цур. Ещё совсем недавно он был художественным руководителем и главным дирижёром Государственного симфонического оркестра Сальты в Аргентине, используя этот пост как возможность быть рядом со своими бабушкой и дедушкой.

Ноам Цур твёрдо верит, что классическая музыка – это форма искусства, понимаемая во всем мире и принадлежащая всему человечеству, независимо от культурных границ. Его приверженность такой позиции приводит к тому, что он регулярно выступает с оркестрами и оперными труппами на пяти континентах.

Обладая более чем двадцатилетним профессиональным стажем, сорокалетний дирижёр накопил в репертуаре около полусотни опер и свыше четырёхсот пятидесяти симфонических произведений. Ясные жесты, проникновенные взгляды, осознание того, что оркестровая масса должна дышать, а исполняемые произведения иметь мгновения тишины, едва ощутимой длительности, чтобы передать живое дыхание каждой музыкальной фразы, – именно так можно описать специфику работы Ноама Цура.

Знаменитая Увертюра Джоаккино Россини к самой популярной его опере в интерпретации израильского дирижёра наполнилась необычайной воздушностью и чистотой сбывшихся иллюзий. Он словно извлёк из партитуры всё самое лучшее.

Сюита из балета «Весна в Аппалачах» Аарона Копленда фокусируется на незамысловатой истории сельской общины Пенсильвании в девятнадцатом веке. Когда композитор сочинял эту музыку, то не думал ни о времени года, ни о горах, название появилось потом. Но Копленд не возражал против трактовок музыковедов, утверждавших, что слышат в Сюите гимн природе. В исполнении Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан весенний праздник американских первопроходцев полон нежности и страсти, религиозной патетики и наивности фольклорных мотивов.

Пьеса начинается с очень мягкого струнного аккорда, за которым следует простая итерация мелодии на кларнете, акцентированная арфой, бонго, ксилофоном и флейтой. Когда мелодия воспроизводится во второй раз, несколько инструментов играют вместе: фагот работает в паре сначала с гобоем, а затем с кларнетом. Третье повторение мелодии исполняет хор валторн, струнные и духовые инструменты движутся под ним быстрее. В четвёртом повторении струнные присоединяются к мелодии, но они начинают мелодию только после того, как духовые создают канон. В пятом повторении мелодии трубы присоединяются к валторнам, а аккомпанемент стихает.

Согласитесь, чтобы это слушалось не как мантра, а по-настоящему волнующе, живописно, когда мелодия обретает форму рисуя картины пробуждения сообщества, требуется особое мастерство. И наши симфоники справились с этой задачей великолепнейшим образом. В неоклассической простоте гармонии они с предельной ясностью отразили надежды на скорейшее выздоровление планеты. Напомню, что Сюита была написана Коплендом в 1945 году, когда мир ещё жил радостью избавления от нацизма. И малоизвестная народная песня «Простые дары», ставшая основой «Весны в Аппалачах», как раз воспевала такую радость:

Это дар быть простым, это дар быть свободным,

Это дар идти туда, где мы должны быть.

И когда мы окажемся в нужном месте,

Мы окажемся в долине любви и восторга.

Симфоническая поэма «Американец в Париже» Джорджа Гершвина рисует схожий повод для восхищения – парижские улицы с их сутолокой, гудками таксомоторов, нарядной толпой, непосредственной реакцией парижан на саму жизнь. Звукопись Гершвина одновременно и очень иллюстративна, и очень иронична. Музыканты Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан блестяще справились и с этой задачей.

– Было абсолютным удовольствием работать с татарстанским оркестром, – искренне признаётся Ноам Цур. – С момента получения приглашения до последней сыгранной ноты на сцене я не мог и мечтать о лучшем сотрудничестве, более высокой компетентности или более дружелюбной атмосфере. Надеюсь, что мы ещё не раз встретимся!

Концерт №1 для виолончели с оркестром ля минор, opus 33, Камиля Сен-Санса, один из главнейших виолончельных оркестров, нарушает некоторые классические условности. Здесь композитор использует виолончель как сильный декламационный инструмент, а три части Концерта собирает в одну длинную непрерывную мелодию. К тому же он акцентирует внимание на солисте, доверив ему драматический музыкальный аванпост, а оркестру оставив лишь мерцающий фон.

Борис Андрианов, солировавший на открытии XII Международного фестиваля «Рахлинские сезоны», – один из ведущих российских музыкантов своего поколения. Три десятка лет назад, в шестнадцать лет, он стал лауреатом первого Международного юношеского конкурса имени Петра Ильича Чайковского, а спустя год получил первую и Гран-при на конкурсе в ЮАР.

Пятнадцать лет прославленный виолончелист играл на уникальном инструменте XVIII века работы Доменико Монтаньяна. Когда-то этот инструмент принадлежал брату Александра I и Николая I великому князю Михаилу Павловичу. После его смерти виолончель находилась в Михайловском дворце до включения в Государственную коллекцию уникальных музыкальных инструментов Российской Федерации в 1924 году. В 2010 году собрание передано Всероссийскому музейному объединению музыкальной культуры имени Михаила Ивановича Глинки. Но пару лет назад музыкант получил известие от музейного фонда, что творческий отпуск виолончели закончился и ей пора на отдых.

– Кстати, когда на инструмент посмотрели некоторые эксперты, они сказали, что, возможно, это не Монтаньяна, а Пьетро Гварнери, – уточнил Борис Анатольевич. – Потому что по форме этот инструмент, вообще-то, не очень похож на Монтаньяна. В основном у него все инструменты крупные, а этот помельче. Дело в том, что Монтаньяна и Гварнери дружили и у них там существовала, якобы, какая-то схема то ли для уклонения от налогов, то ли ещё для чего-то… Одним словом, время от времени один наклеивал свой этикет на инструмент, сделанный другим.

Хотя, впрочем, какая разница что за инструмент звучал в Государственном большом концертном зале имени Салиха Сайдашева в этот вечер. Как образно сказал кто-то, не кастрюля готовит еду, а повар. Я уверен, что в руках Бориса Андрианова одинаково прекрасно звучит любой инструмент. Недаром Berliner Tagesspiegel писала о нём: «Русский музыкант играет как бог: трогающий до глубины души звук, прекрасная мягкая вибрация и мастерское владение инструментом».

Мягко, но уверенно оркестр коротким аккордом объявил о начале Первого виолончельного концерта Камиля Сен-Санса, и лишь затем своё драматическое повествование начала виолончель. Кружевная мелодия пылающих арабесок наполнила узорами всё сценическое пространство и вдруг сменилась глубоким, мрачным тоном: виолончель тоскует, и потому менуэт у неё на фоне приглушённых струнных полон меланхолии. Но к финалу солист переосмысливает все темы через очень виртуозную призму и берёт на себя пышное завершение этого культового концерта.

На bis Борис Андрианов нежно и трогательно сыграл пьесу «Лебедь» из цикла «Карнавал животных» Камиля Сен-Санса, исполнение которой виолончелист посвятил памяти накануне ушедшему из жизни нидерландскому скрипачу и дирижёру Льву Маркизу, эмигрировавшему в 1981 году из СССР.

Второй вечер XII Международного фестиваля «Рахлинские сезоны» был наполнен романтикой, отмеченной неясностью утраты: хореографическая поэма «Вальс» французского композитора Мориса Равеля, фантастические вариации на тему рыцарского характера «Дон Кихот» немецкого композитора Рихарда Штрауса и Симфония № 1 финского композитора Яна Сибелиуса.

Деян Савич, поднявшийся на подиум перед Государственным академическим симфоническим оркестром Республики Татарстан, – сербский дирижёр мирового уровня, дающий гастроли на лучших сценах Европы.

Быстрыми шагами пройдя на авансцену Государственного Большого концертного зала имени Салиха Сайдашева, он, предварительно поцеловав руку Алине Якониной – первой скрипке, стремительно взлетел на возвышение, поклонился залу и тут же повернулся лицом к оркестру. Быстрым взглядом окинув музыкантов, Деян Савич вытянул руку в сторону контрабасов и начал методично отсчитывать дирижёрской палочкой. Откликом ему стал глухой неясный гул, рождённый тремоло контрабасов. Затем пульсация вальсового ритма проступила у низких деревянных. Звучность продолжала ширится и достигла кульминации в мощном tutti.

«Я задумал этот “Вальс” как нечто вроде апофеоза венского вальса, который вовлекается во всё нарастающий фантастический и фатальный вихрь», – признавался Морис Равель. Хотя сам композитор круг музыкальных событий своей хореографической поэмы относил к 1855 году, музыковеды этот «танец на вулкане» всё время передвигают по хронологической оси. Фатальность кружения виделась в эпохе войн и крушения империй, драматизм которой ощущался в музыке гораздо сильнее, чем безудержность танцев на балу в венском императорском дворе.

Казанским меломанам удалось убедиться, что Деян Савич не просто один из самых крупных европейских дирижёров, много гастролирующий по миру, но и весьма харизматическая личность, имеющая яркий импульсивный дирижёрский темперамент. Если попробовать описать его, то непременно надо задействовать такие слова, как дружелюбие, демократичность, скромность. «Я не делаю музыку, я побуждаю делать её музыкантов. Поэтому это не только моя заслуга», – любит повторять он в различных интервью. Он немного говорит по-русски, гораздо лучше по-итальянски, по-немецки, по-английски, по-французски. Но при этом Деян Савич всегда подчёркивает, что главный и основной язык дирижёра – это его руки.

Резко перемещаясь в границах дирижёрского подиума, Деян Савич размашисто-широкими движениями рук колдует над оркестром, создавая в воздухе вихревые потоки – то ли призраки вращающихся в вальсе пар, то ли бешеное торнадо, вовлекающее нас в исторические катаклизмы.

Но вот стремительное движение останавливается, танец становится всё более судорожным, один мотив наплывает на другой, всё смешивается и грозные унисоны низких инструментов оркестра решительно обрывают музыку.

Если драматические конфликты ворвались даже в атмосферу венского бала, то что уж говорить о «Дон Кихоте» Рихарда Штрауса. Хотя название не предполагает вариаций трактовок, сам композитор писал: «Я вообще не люблю программ. Одному они обещают слишком много; на другого они оказывают слишком большое влияние; третий утверждает, что программа мешает работе его собственной фантазии; четвёртый предпочитает лучше ни о чём не думать, чем раздумывать о том, что продумано до него другими; пятый находит другие предлоги – одним словом, программы несвоевременны». И всё же Рихард Штраус оставил нам ключ к пониманию его замысла: солирующая виолончель у него и есть Дон Кихот, рыцарь Печального Образа, бас-кларнет, теноровая туба и солирующий альт – Санчо Панса, крылья мельницы, подхватившие рыцаря, – механически повторяющиеся четыре звука духовых, падение его на землю – глиссандо арфы…

Для Рихарда Штрауса первостепенной становится комедийно-приключенческая сторона сюжета рыцарского романа Мигеля де Сервантеса. Для Деяна Савича и Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан в приоритете внутренний мир возомнившего себя рыцарем ламанчского идальго Алонсо Кихано. Они не смеялись над ним, они его пытались понять и принять.

Солировал Нарек Ахназарян – всемирно известный армянский виолончелист, победитель Международного конкурса имени Петра Ильича Чайковского. Его игре аплодировали в таких престижных залах, как Carnegie Hall в Нью-Йорке, Kennedy Center в Вашингтоне, Chanel в Токио, Champs Elysees в Париже, Suntory Hall в Токио, Barbican Hall в Лондоне… «Чистый, уверенный и безупречный звук, утончённость нюансов – вот как можно охарактеризовать игру виолончелиста», – утверждала The Buffalo news. И нам повезло убедиться в правоте этой оценки.

– Когда ты думаешь только о музыке, о послании композитора, ты стремишься его прочитать так, чтобы максимально передать через себя истинный смысл этого послания, – раскрыл свой секрет Нарек Суренович. – Помню, когда я выступал на конкурсе Чайковского, в нескольких произведениях у меня был выбор: сыграть так, как я считаю правильным и честным по отношению к композитору, или сыграть «безопасно» и гарантированно понравиться публике и жюри… И я никогда не принимал решение в ущерб композитору и музыке.

Он и здесь преподнёс казанцам неповторимое музыкальное исполнение, технически безупречно сыграв непростое произведение Рихарда Штрауса. Нам оставалось лишь повторить за The Washington Post: «Он творит мощный и насыщенный звук во всех регистрах, исполняет самые сложные пассажи и виртуозные приёмы с непринуждённой лёгкостью». Публика с замиранием следила за сосредоточенностью и регулярностью, с какой его интеллигентная виолончель рассказывала трагическую историю одинокого борца за справедливость, и щедро искупала его в овациях, по достоинству оценив звуковую палитру и певучесть, присущие игре Нарека Ахназаряна.

Симфония № 1 ми минор, opus 39, Яна Сибелиуса является такой, какой вообще может быть романтическая симфония. Он заканчивал свою симфонию весной 1899 года, в разгар политически взрывоопасной ситуации. Говорят, что композитор вынашивал план симфонической поэмы о северной сосне, мечтающей о южной пальме, так или иначе реализованный в этой программной симфонии. Она требует от исполнителей юношеской взволнованности, выражающей собственные чувства композитора. «Произведение, полное безудержной силы, полное страстной живости и поразительной дерзости», – писала Hamburger Nachrichten.

Одинокое соло на кларнете дышало чувством запустения, которое время от времени подчёркивалось далёким рокотом литавр. Так началось музыкальное повествование. Дирижёр словно погружён в мысли, вызванные этим чувством. И вдруг он ожил, стремительно развернулся к скрипкам, сделал резкие взмахи руками, и музыка понеслась вперёд, колеблясь между соль мажор и ми минор. Всё драматичнее становилась история, рассказываемая оркестрантами. И, наконец, мифический первобытный сумрак первой части превратился в музыкальный образ опустошённого ландшафта после катастрофы. И в этой музыке заключена была вся дикость и ярость человека, которые несколько иронично завершились двумя мягкими аккордами пиццикато.

Едва они прозвучали, Деян Савич неспешно сошёл с дирижёрского возвышения, опять поцеловал руку первой скрипке, мгновение постоял, как бы размышляя, снова поднялся на подиум и поклонился залу. Публика меж тем неистовствовала, одаривая его и музыкантов, поднятых маэстро на поклон, аплодисментами и криками bravo. Дирижёр снова сошёл с подиума и ссутулившись пошёл к кулисам, но, не дойдя, развернулся и побрёл к своему месту, чтобы вновь поклониться и теперь уже решительно покинуть сцену.

Впереди ещё два вечера XII Международного фестиваля «Рахлинские сезоны». Что принесут нам они? Посмотрим, послушаем…

Источник: "Казанский репортер"


« назад