Русский Малер из Казани

Малер зазвучал у ГАСО РТ как наш современник. Как человек «нашей группы крови».

В творческой жизни Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан, имеющего не только в своем репертуаре, но и в дискографии антологии симфонической музыки Бетховена, Чайковского, Рахманинова, Стравинского, Шостаковича – важное пополнение. Коллектив, давно уже играющий бОльшую часть симфоний Малера, на днях впервые в своей истории вынес на суд публики Седьмую. Сперва это случилось 14 декабря в родном для казанцев Государственном концертном зале имени Сайдашева. 17 декабря это исполнение услышала публика московского концертного комплекса «Зарядье».

Планами на Седьмую худрук оркестра народный артист России Александр Сладковский делился давно, но – не складывалось: то поступит крупный заказ от «Мелодии» или Sony Classical на те же боксы Шостаковича или Рахманинова, то маэстро зовут помочь по оркестровой части Конкурсу имени Чайковского, участвовать в работе жюри Конкурса имени Рахманинова. Все это на фоне и без того интенсивной жизни коллектива, в которой одних только казанских фестивалей – семь, а есть еще и гастроли вроде «Бетховен-тура» недавней осени.

И вот наконец – сложилось. Хочется сказать – «звезды сошлись», и это не просто слова. Вся аура, которую создавал вокруг себя оркестр, к тому вела: сентябрьская монографическая программа Шостаковича в Москве, партитуры Софии Губайдулиной на фестивале Сoncordia ее имени в Казани плюс Фортепианный концерт Альфреда Шнитке на этом осеннем смотре... При всем великом разнообразии это – музыка, так или иначе несущая на себе отсвет малеровской традиции философского, психологически-заостренного симфонизма.

Теперь эти бесчисленные переливы смысловых обертонов органично слились с «основным тоном» Седьмой. Гармонизовались с ним с самых начальных тактов, с типично малеровского тревожного ритма, в котором и признаки траурного марша (мы каждый день хороним свои иллюзии, сказал кто-то из классиков), и импульс к дальнейшему грандиозному симфоническому развороту. С пронзающего слух и душу призыва теноргорна (инструмент с глубоким тембром валторны и звонкой мощью тромбона).

Сразу поразили две вещи. Во-первых, темп, сдержанный даже более, чем можно было ожидать при малеровском обозначении Langsam – «медленно». Который определил собой и все дальнейшее течение симфонии, длящейся монументальные 83 минуты (минут на 10 дольше, чем, например, в известной версии Клаудио Аббадо с Люцернским фестивальным оркестром 2005 года). Но ни секунды не затянутой, а лишь обретшей в руках Сладковского и его коллектива еще бОльшую значимость.

Во-вторых – удивительно «русская» интонация, с которой зазвучали малеровские темы. Оно в общем-то естественно, если, например, вспомнить, какое влияние на Малера имела музыка Чайковского. Что, однако, далеко не все исполнители в полной мере осознают и тем более доносят до аудитории. У казанцев же эта ассоциация работала не только ретроспективно, в прошлое, но, главное – в будущее! Вслушаемся, например, в мятущуюся, как знамя на митинге, тромбоновую тему аллегро (Малер, не любивший итальянщины, помечает ее более колоритно Drängend – «напирая»: как тут не вспомнить романтический девиз Sturm und Drang, «буря и натиск»). Но это же прямой привет Пятой симфонии Шостаковича, особенно ее финалу. Хотя до той партитуры еще целых тридцать лет, да каких – мир неузнаваемо изменится в лихой волне революций. Малер и до Первой мировой войны не дожил – а казалось, уже знал, что произойдет с человечеством в грядущее жесточайшее столетие.

Не меньше подобной ассоциативности и в последующих частях. Правда, уютный маршик второй, названной Малером Nachtmusik («Ночная музыка»), по первому впечатлению будто уводит нас назад, в патриархальную традицию, как бы доносясь из освещенных окон дома, в котором, возможно, живет сам мастер музыкальных вечеринок Шуберт. Но само ощущение тьмы вокруг (то откликнутся дальним эхом духовые, то исказят тему хроматизмы) возвращает нас в тревожную эпоху Кафки и Мунка.

Еще более призрачна третья часть Скерцо (не в ней ли подслушал мрачновато-таинственное начало своего знаменитого «Вальса» Равель?) с ее шуршащими, как ночная листва под ветром, струнными линиями, сквозь которые лукаво пробивается улыбчивая, но притемненная низким регистром виолончелей и валторн вальсообразная мелодия. Может, где-то рядом дают Легара? Или опять Малер предугадал, какими популярными интонациями будет через 30 лет «демократизировать» свои партитуры Шостакович (помните песенку «Чилита» в финале Шестой симфонии или «садово-парковый» вальс во Второй джазовой сюите Дмитрия Дмитриевича? Вообще следы Малера в советской массовой музыке – отдельная большая тема, тут есть в чем «уличить» и Соловьева-Седого, и Аркадия Островского, и многих других, в том числе говоря конкретно о материале Седьмой симфонии, но это, конечно, далеко выходит за рамки газетной рецензии. Одно очевидно: наши композиторы хорошо знали и ценили великого австрийского предшественника).

Не уступит в мистике третьей и четвертая часть Nachtmusik II, хотя по внешним признакам это не то серенада под мандолину с гитарой, не то даже колыбельная в детской – только после такой колыбельной вряд ли приснятся добрые сны, особенно когда низкие струнные вдруг резко замедляют игрушечно пританцовывающую мелодию и превращают ее в неуклюже топочущую мрачную тень.

Поразительно, но даже финал, который многие критики считают менее удачным, чем другие части (Малер явно хотел повторить опыт искрящегося светом финала Пятой, но там вышло органично, а тут не очень), команда Сладковского уберегает от распада на хаос эпизодов, придавая своеобразный калейдоскопический смысл этому нагромождению маршей и танцев от лендлера до галопа. А когда в коде появляется помпезно преображенная «тема борьбы» из первой части, даже мелькает смелая (но не противоречащая содержанию этой заметки) мысль: может, Малер и официозный пафос торжеств в будущих тоталитарных государствах предслышал и спародировал?

Что думают на этот счет сами музыканты, к сожалению, не удалось узнать – грех было беспокоить усталых артистов, которым после тура Петербург – Москва предстояла дорога в родную Казань. Но мне кажется, и они, и их шеф должны быть довольны. Уж силой и продолжительностью московской овации – точно.

Александр Сладковский и его оркестр должны быть довольны московским выступлением. Уж силой и продолжительностью овации – точно

Впрочем, кто сказал, что общение на почве музыки Малера прервалось надолго? Не далее как 28 января в Казани ГАСО РТ «замахнется» на гигантскую Вторую симфонию, включающую, помимо инструментальных партий, и вокальные, для чего приглашает певиц из Большого театра Анну Аглатову и Агунду Кулаеву, а также хор Льва Конторовича «Мастера хорового пения» радиостанции «Орфей». 1 февраля эту же партитуру музыканты исполнят в московском зале Чайковского, где у казанского оркестра уже много лет собственный концертный абонемент.

Источник: "Труд"