Шестую симфонию творца американский дирижер Кристиан Кнапп и Государственный академический симфонический оркестр РТ превратили в бездушный дифирамб смерти, перед которым бессилен художник и человек
Дифирамб смерти
Четыре симфонии австрийского композитора и дирижера (Первая, Четвертая, Пятая и Шестая), прозвучавшие в дни фестиваля, представили меломанам четыре картины мира. Последняя из них, открывшаяся под занавес форума, поразила своим натурализмом и бескомпромиссностью. Шестую симфонию творца американский дирижер Кристиан Кнапп, давно работающий в Мариинском театре, и Государственный академический симфонический оркестр РТ превратили в бездушный дифирамб смерти, перед которым бессилен художник и человек.
— Симфония, безусловно, автобиографична, — рассказал «БИЗНЕС Online» дирижер. — И хотя, создавая ее, Малер лишь начал замечать проблемы со здоровьем, градус тревоги в сочинении очень высокий, и мы чувствуем, как что-то умирает. Герой страдает, пытается подняться, но в итоге падает еще ниже.
Международный фестиваль «Рахлинские сезоны» ежегодно проходит в Казани с 2011-го под патронатом дирижера Александра Сладковского. Форум носит имя первого художественного руководителя Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан Натана Рахлина. В этом году в фестивале приняли участие выдающиеся музыканты: Альбина Шагимуратова, Александр Князев, Гайк Казазян, Филипп Копачевский, Станислав Кочановский, Арсений Шупляков, Дмитрий Маслеев, Кристиан Кнапп.
Чтобы усилить эффект, Кнапп поменял местами средние части цикла. Инфернальное скерцо, следуя после марша, сгущает конфликт. А катартическое andante moderato, олицетворяющее гимн жизни, снимает его и готовит появление трагедийного финала. К чести дирижера, в таком виде цикл воспринимается идейно цельным, а масштабный коллектив, разбитый Малером на громогласные тутти, элитарные монологи тембров-солистов и чередования групп, выступает единым инструментом. Оркестровая мощь, символизирующая рок, становится лейтобразом симфонии и воплощается в массовых сфорцандо, звуковых нарастаниях и объемных хоральных эпизодах.
Удерживая нерв напряжения, Кнапп сдвигает темпы в частях — марш и скерцо звучат быстрее привычного, andante, напротив, растекается в слуховом восприятии, целиком заполняя зал
К удачам интерпретации причислим яркие контрасты. Удерживая нерв напряжения, Кнапп сдвигает темпы в частях — марш и скерцо звучат быстрее привычного, andante, напротив, растекается в слуховом восприятии, целиком заполняя зал. Впечатляют ноу-хау дирижера — эффектные subito, разрывающие динамическую ткань опуса. Со сложнейшим текстом симфонии Государственный академический симфонический оркестр РТ справился достойно. Помимо качественного синхрона, порадовала филигранная интонация и отсутствие киксов. А пережатый местами звук лишь добавил высказыванию исповедальности и искренности.
Победитель международного конкурса им. Чайковского Дмитрий Маслеев придал сочинению облик бурной романтической фантазии
Любовь и романтическая фантазия
Оркестровым полотнам на смотре оппонировали и вторили концерты для солирующих инструментов Вольфганга Амадея Моцарта, Иоганнеса Брамса и Дмитрия Шостаковича. Двадцатый концерт Моцарта К. 466 на закрытии выступил «двойником» Шестой симфонии Малера. Победитель международного конкурса им. Чайковского Дмитрий Маслеев придал сочинению облик бурной романтической фантазии. Солист с упоением купался в деталях и услаждал публику стильным rubato (произвольное ускорение и замедление темпа). В первом allegro апофеозом импровизационной свободы пианиста стала каденция. В рамках всей формы — romance, где «бесконечную» мелодию Маслеев чередовал с экзальтированными пассажами.
«Моцарт настолько гениален, что в его музыку можно привнести романтические мотивы. Сегодня звук летел, и я стремился запечатлеть на сцене образ любви», — объяснил свой замысел пианист. Одновременно лирико-психологический тон концерта перекликается с образами малеровской симфонии.
Из подобных пересечений отметим переосмысленную солистом коду allegro assai. Праздничные кружевные фиоритуры в контексте вечера воспринимались как агрессивный монолог судьбы. Ликующий мажор улыбался звериным оскалом. А финальные аккорды-удары рояля и оркестра напоминали вколачивание гвоздей в крышку гроба художника.
Концептуальная цельность программы чувствовалась даже в деталях: продолжив тему прощания, Маслеев исполнил на бис adagiо Фригии и Спартака из балета Арама Хачатуряна. В экспрессивной миниатюре пианист вновь продемонстрировал одно из своих лучших качеств — «оркестровый звук». В кульминации пьесы рояль пел, словно скрипка, выразительные подголоски звучали тембрами деревянных духовых, в затаенных фанфарах прослушивался «хор» меди. На выходе из зала ощущалось глубокое личное соприкосновение с оркестром — любимым инструментом Малера.
Ссылка на оригинал статьи: