Три концерта с ГСО РТ Александра Сладковского и один с оркестром Мариинского театра Валерия Гергиева — таковы планы Аиды Гарифуллиной на декабрь-2018. Первый из них состоялся накануне в Казани — родном городе оперной дивы. А перед этим Гарифуллина в интервью «БИЗНЕС Online» рассказала о любимом режиссере Дмитрии Чернякове, тонкостях выступления в Пекине при температуре +9, появлении своей кулинарной книги и впечатлениях от номера с Робби Уильямсом на открытии ЧМ по футболу – 2018.

Аида Гарифуллина: «Большой процент людей в мире — в Америке, в Европе — услышали татарскую музыку. И я очень этим горжусь»Фото: Ирина Ерохина

«КОГДА ТВОЙ ГРАФИК НАПОЛНЕН И НАСЫЩЕН, СРАЗУ НЕ МОЖЕШЬ ВСПОМНИТЬ ДАЖЕ ТО, ЧТО БЫЛО НА ПРОШЛОЙ НЕДЕЛЕ»

— Аида, наш разговор — еще одна возможность вспомнить, как быстро течет время. Оказывается, со времени знаменитого приезда в Казань Пласидо Доминго и вашего с ним концерта в «Татнефть Арене» прошло четыре с половиной года. С тех пор столько всего произошло в вашей творческой биографии. Не раз в последнее время приходилось говорить с разными людьми из оперного мира, и многие указывали, что вы очень сильно выросли за эти годы и как певица, и как актриса. Согласны с этим?

— Спасибо за комплимент, я именно так воспринимаю подобные слова. В принципе, любой артист, работающий над собой ежедневно, должен меняться, расти, преодолевать свои несовершенства и трудности, то есть ежедневно маленькими шажками приближаться к своей цели. Частенько мы сами этого не замечаем, но со стороны виднее. Тем более за три-четыре года!  При такой спрессованности событий это большой промежуток времени. Да, за эти годы многое изменилось в моей карьере. Хотя всегда буду благодарна конкурсу Operalia 2013 года, всем членам жюри и, конечно же, маэстро Доминго, который рассказал мне об этом конкурсе, посоветовал принять в нем участие. А я ведь только-только закончила в Вене университет и была начинающей певицей. Operalia стала колоссальным трамплином, после него я сразу подписала контракт с Decca Classics… Согласитесь, можно всю жизнь трудиться в поте лица и не получить такого предложения и подобных контрактов. Видимо, звезды сошлись. Мои мечты начали сбываться. Но за этим скрывался огромный труд.

Кроме того, я нашла своих агентов, с которыми мы работаем вместе уже более пяти лет. Вообще, в творчестве артиста команда — это половина успеха. Об этом говорила не раз — и буду продолжать говорить. С каждым годом моя команда растет и крепнет, давая возможность осуществлять самые смелые проекты и планы. И, конечно, важнейший фактор успешного, поступательного движения в творчестве и в жизни певца — это педагоги. В том числе и наши, казанские…

 

— Кстати, удивился, узнав из одного телеинтервью, что к Operalia 2013 вас готовила руководитель Государственного камерного хора РТ Миляуша Таминдарова.

— На самом деле Миляуша Таминдарова знает меня с раннего детства, они с мамой подруги. И я очень ей благодарна за смелость, которую она на себя взяла. Она просто протянула руку помощи и сказала: «Давай! Все, что я умею, готова с тобой поделиться». И мы занимались по пять часов в день, в жару, что-то около 40 градусов, которая стояла тогда в Вероне. И, видите, все не напрасно…

— А можете из всего, что было за последние годы, выделить главное в вашей творческой биографии: театральные премьеры, сольные концерты, студийные записи и так далее?

— Вы знаете, у певцов это все идет по накопительной. Каждое выступление — более ответственное или менее — имеет свою важность, и каждое из них может стать знаковым. Тебя видит, слышит и оценивает публика. Даже в самом маленьком театре тебя могут заметить агенты, импресарио, даже кинопродюсеры. Кстати, как выяснилось, кинопродюсеры очень любят оперу. Так что все важно, и не стоит отказываться от лишнего опыта.

Но, возвращаясь к вашему вопросу, я бы все-таки начала с момента старта моей оперной карьеры. Поэтому важнейшие события — это, конечно, Operalia, это выступление на Венском оперном балу. Многочисленные выступления с Валерием Абисаловичем Гергиевым. Например, недавнее, буквально этим летом, на Красной площади перед началом чемпионата мира. Знаете, сейчас вспоминаю эти события такими яркими вспышками… При этом, когда, слава богу, твой график наполнен и насыщен, сразу не можешь вспомнить даже то, что было на прошлой неделе. Меня это до сих пор поражает. Видимо, память оставляет место для изучения новых партий.

— Согласитесь, что самые важные в вашей биографии оперные театры находятся в Вене и в Париже?

— И в Санкт-Петербурге. Более того, Мариинский театр я бы поставила на первое место, потому что с этого театра началась моя творческая деятельность, первые  профессиональные шаги в опере. Валерий Абисалович увидел во мне — тогда еще совсем молодой певице — какие-то перспективы. Поверил в меня, доверил выйти на сцену Мариинки — одного из главных театров мира. Для меня это было очень волнительно, а для Гергиева в какой-то мере даже рискованно — выпускать неизвестную широкой публике солистку, причем сразу в партии Сюзанны в «Свадьбе Фигаро» Моцарта. А это, как выяснилось, непростая партия, к которой нужна специальная подготовка. Но все случилось.

Рекламный буклет Венской ОперыФото: Ирина Ерохина

«НА РЕПЕТИЦИЯХ БЫЛО НЕПРОСТО, ОДИН РАЗ Я ПРОСТО НЕ ВЫДЕРЖАЛА И УБЕЖАЛА В СЛЕЗАХ»

— Но теперь ваше лицо на рекламных буклетах Венской оперы, а в Париже вы приняли участие в двух очень громких оперных премьерах. При этом, кажется, если певица поет заглавную партию в спектакле знаменитого режиссера Дмитрия Чернякова, то это автоматически выводит ее в другую лигу.

— Я с вами согласна.

— Расскажите, как вы попали в его парижскую «Снегурочку».

— Получила приглашение в этот проект где-то за год до первой парижской постановки «Снегурочки». И партию эту на тот момент еще ни разу не исполняла. Но было уверенное чувство, что все складывается правильно. Что дебютировать в огромном зале Парижской оперы (он хоть и меньше, чем в Метрополитен-опера, но все же это 3,5 тысячи зрительских мест!) именно в русской опере — самое верное решение! Потому что кто может спеть русскую оперу лучше нас, певцов из России. Можно сказать, что я вытащила счастливый билет.

Быстро выучила партию, поняла, что она хорошо ложится на голос. Оставалось только проработать Снегурочку актерски, так, как ее видит режиссер Черняков В его видении ломаются все привычные стереотипы. Но мы с Димой — Димочкой Черняковым — нашли общий язык, я постаралась его понять и принять. Сейчас мы с ним уже большие друзья, поэтому могу называть его Димочкой (смеется).

— Но ведь работать с Черняковым непросто.

— Были разные моменты.

— Один известный в оперном мире человек, который видел этот спектакль в столице Франции, сказал мне, что, по его мнению, режиссер по-хорошему «сломал» вас, заставил отказаться от каких-то привычных приемов, выйти из зоны комфорта и почувствовать, что и там хорошо как певице и актрисе.

— Все-таки дело не в вокале — здесь мне нужно было самой додумывать, как подстраиваться под режиссерские решения. И Черняков в это абсолютно не вмешивался. Но в актерском плане Дмитрий сделал из меня совершенно другого человека, убрал эти плавные движения, которые у меня остались, наверное, еще с детского балета. Он сделал мою героиню такой угловатой, боящейся всего вокруг девочкой, наивным ребенком. Понятно, что Снегурочка — это чистая душа, но Черняков добавил в этот образ что-то свое, и в результате получился очень сложный образ. И как актриса я очень многое для себя открыла в этой работе.

Сначала мне было сложно, я представляла себе Снегурочку иначе, более женственной. Кстати, до встречи с Черняковым вообще относилась к современным постановкам оперной классики довольно скептически. Мне хотелось оставаться в классике…

— Но ведь был уже за плечами спектакль «Война и мир» Грэма Вика в Мариинке.

— Да, я согласна с вами — была «Война и мир» в Мариинке, была современная опера «Три сестры» в Вене. Но здесь все-таки немножко другое. «Снегурочка» — это не просто русская опера, это сказка, которую мы все знаем с детства. И сказочный образ в нас давно закрепился через детские книжки, через советские мультфильмы… На репетициях было непросто, один раз я просто не выдержала и убежала в слезах. Было это после того, как Дима попросил меня в очередной раз упасть на сцене. Упасть и почувствовать себя униженной, обесточенной, абсолютно без сил…  А после этого мне еще предстояло петь половину оперы! И когда все это пропускаешь через себя, через свои эмоции и подсознание, организм начинает привыкать к состоянию усталости. Но ты должна встать, собраться, начать снова правильно дышать, если мы говорим о вокале. И дать тот звук, который от тебя ждут.

— Вы приняли в итоге интерпретацию «Снегурочки» от Чернякова как вполне земной и современной истории?

— Для Димы очень важно, чтобы публика верила. И все ведущие газеты Франции — Le Figaro, Le Monde — писали, что его «Снегурочка» заставила публику и сопереживать, и радоваться происходящему на сцене. Редко, когда можно прочесть такую критику. А я много лет уже пою в Европе, не смотрите на мой юный возраст, поэтому знаю, как обычно реагирует публика и что пишет критика.

Валерий Абисалович Гергиев практически сразу после восьми моих спектаклей в Париже, позвал спеть эту же партию в Мариинском театре на своем фестивале «Звезды белых ночей». И после нашего спектакля в Петербурге — а он в Мариинке такой классический и очень красивый — Гергиев сказал: «Ты меня заставила переосмыслить образ Снегурочки». Он привык к тому, что эта героиня с первых тактов оперы тает на сцене, а у моей Снегурочки есть сильный характер, запрятанный где-то в глубине ее души. И она покажет этот характер, растаяв в конце, то есть пожертвовав собой, показала тем самым, что она действительно смогла по-настоящему полюбить.

«РАБОТА С ЧЕРНЯКОВЫМ — БОЛЬШАЯ РАДОСТЬ И БОЛЬШОЙ ПРАЗДНИК»

— А режиссер объяснял, например, почему Леля поет в его спектакле мужчина — контр-тенор, хотя со времен Римского-Корсакова эту партию исполняла меццо-сопрано?

— Любовь должна быть между мужчиной и женщиной, поэтому Дмитрий хотел передать эти реалии жизни. А он и рассказал про настоящую, а совершенно не сказочную жизнь. Не зря же вся история в спектакле происходит в современном кемпинге, где живут люди царя Берендея. Черняков показал нам обычные людские проблемы: зависть, ненависть, ревность, жестокость…

— Говорят, что певцы работают с Черняковым либо один раз и потом избегают совместных проектов, либо становятся настоящими черняковскими певцами. Судя по тому, что он позвал вас весной спеть главную женскую партию в «Обручении в монастыре» Прокофьева в Берлине, ваши отношения с режиссером развиваются по второму сценарию?

— Работа с Черняковым — большая радость и большой праздник. Тем более что у меня уже есть опыт, поэтому знаю, чего от этого ожидать. Знаю, что это не будут цветочки, что это будет тяжелый труд, но мы не выбираем легких путей. Мы с Димочкой постоянно на связи, оба в ожидании этой работы. Дирижировать будет сам Даниэль Баренбойм, знакома с ним, но мы еще не работали вместе.

— Уже есть понимание, что это будет за спектакль? Черняков раньше не был особо замечен в постановке комических опер.

— Намек был на то, что это будет очень смешно и весело. Полагаю, что будет полная противоположность «Снегурочке».

— А вы поняли, почему вокруг режиссуры Чернякова в России ломается так много копий и можно слышать прямо полярные суждения?

— Черняков — очень европеизированный человек, у него очень современные взгляды на все. И я считаю, что он гениальный художник. А гениальные люди, естественно, не похожи на других. Поэтому их и не могут все понять и принять. Знаете, уже говорила выше, что когда-то с настороженностью относилась к современным постановкам оперной классики, но сейчас меня все чаще приглашают именно на такие проекты, и мне они начали нравиться. Во многом благодаря Чернякову.

— Но опера, которая написана ныне живущим композитором, кажется, в вашей биографии была пока только одна — «Три сестры» Питера Этвеша в Вене.

— «Три сестры» в Венской опере — это было все очень замысловато. Там приходилось додумывать очень многое, самой строить образы. Была какая-то недосказанность. И музыка очень сложная. Нам повезло, что мы общались с самим Этвешом, он дирижировал, был на каждой репетиции. Потрясающий человек, который создает ощущение, что вы знакомы сто лет. И нам музыкально очень помогал, потому что там столько штрихов. Нам нелегко было это запомнить. Когда я впервые открыла клавир, подумала: боже, как я все это выучу? Музыка поначалу никак не ложилась на слух. Но когда ты вникаешь, то начинаешь видеть другую сторону, красивую сторону. И мне нравилось петь в «Трех сестрах».

«У МЕНЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЫЛА ОЧЕНЬ ЯРКАЯ СЦЕНА С ЭТИМ «ПИП-ШОУ», С НЕБОЛЬШИМ ЭРОТИЧНЫМ ТАНЦЕМ»

— Вернемся опять в Париж. Вы пели Мюзетту в премьерных спектаклях «Богемы», которую поставил немецкий режиссер Карлос Гут. Видел эту работу в кинотеатре, мне показалось, что это очень яркая, оригинальная и поразительно красивая постановка. Но говорят, что в Парижской опере был целый скандал, а крики «бу» из зала было слышно и по ходу видеотрансляции. Вы слышали всё это?

— Мы же за кулисами всё слышим. И самое громкое «бу» было в начале второго акта, когда идет оркестровый проигрыш. Там еще такое длинное вступление, на сцене космонавты совершают в этот момент какие-то медленные движения… В общем, у публики была возможность оценить сценографию, пока еще не вступили певцы, и, к сожалению, часть зрителей оценила ее именно так.

— Конечно, идея Гута была очень оригинальной — космонавты терпят крушение на космическом корабле, а весь основной сюжет оперы Пуччини — это фактически флэшбеки, воспоминания о прежней жизни. Почему это так раздраконило публику?

— Видимо, публика привыкла к классическим спектаклям того же Дзефирелли, или, например, к фильму, где играли Нетребко и Виллазон. А в «Богеме» как раз очень красивое начало второго акта — ярмарка, много людей, летние кафе… И, очевидно, зал в Париже ждал каких-то изменений. Мы всё это слышали и в какой-то степени были готовы, поэтому певцов сильно не ломало. Мы — артисты и должны выходить на сцену несмотря ни на что. Но мне понравился спектакль, это такая философская история. Хотя сначала, когда нас режиссер Карлос Гут только познакомил со своей идеей, все подумали: о боже, это что-то сумасшедшее. Ведь по концепции Гута все герои оперы погибают, кроме Мими, то есть с точностью до наоборот, как это было у Пуччини.

— Мне показалось, что на поклонах «Богемы» больше хлопали «девочкам» — Мими (Николь Кар) и Мюзетте, чем «мальчикам».

— Спасибо! Но Рудольфу тоже хлопали: Аталла Аян — потрясающий певец, я с ним недавно пела «Любовный напиток» в Вене. И, кстати, у самой Мими в этом спектакле не самый яркий образ. Австралийская певица Николь Кар, которая пела ее в парижском спектакле, делилась со мной впечатлениями, говорила: «Я тут самый не яркий герой среди всех». Поэтому, говорит, радуйся, что ты поешь Мюзетту. У меня действительно была очень яркая сцена с этим «пип-шоу», с небольшим эротичным танцем. Все это вроде бы так не ново, похоже на «Мулен Руж», но, видимо, нечасто используется в опере, поэтому выглядело свежо и интересно.

— Наверняка у Парижской оперы на вас и дальше большие планы.

— Планы шикарные. В сезоне 2019/20… Вот так скажешь — 2020 год, и кто-то подумает: о, да это еще не скоро. А у нас, когда планы расписаны до 2024-го, кажется, что все это буквально завтра. Так вот, через сезон я возвращаюсь в Париж со «Снегурочкой». Они не захотели никакой другой Снегурочки, пошли на все мои условия и просьбы.

— Какие, если не секрет?

— Например, что я приеду на две недели позже на репетиции. Ну, слушайте, так отрепетировали, пока готовили премьерные спектакли. Отрепетировали на всю жизнь. И Дима Черняков тоже к нам приедет. Еще у меня будет в Париже «Травиата», правда, к тому времени я уже должна спеть свою первую Виолетту в Вене. И между парижскими «Снегурочкой» и «Травиатой» у меня не будет никакого перерыва или каникул. Две сложнейшие партии — я уже собираюсь с силами, морально начинаю готовиться.

«Иногда артист, достигая определенной высоты, думает: «Ну меня теперь полюбят любым, можно расслабиться». Но феномен Доминго в том, что он себе такого не позволяет»Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЕТРОПОЛИТЕН-ОПЕРА — ЭТО МЕСТО, КУДА СТРЕМИТСЯ КАЖДЫЙ ПЕВЕЦ»

— Это зимой у вас дебют в главном оперном театре мира Метрополитен-опера. Выступления в Нью-Йорке — это действительно так важно?

— Да это важно. Дирижировать, кстати, будет Корнелиус Майстер, с которым мы записывали мой сольный альбом, он уже дирижировал «Дон Жуаном» в Вене. Метрополитен, конечно, очень важный театр. Есть некий список лучших оперных театров мира, обычно туда включают шесть театров. Но Метрополитен-опера, наверное, все-таки на первом месте. Это место, куда стремится каждый певец. А вот в Ла Скала, я часто общаюсь с именитыми певцами, не все хотят возвращаться. Там очень взыскательная публика, можно сказать, зрители еще старой закваски, и есть страх услышать вот эти самые «бу». Сегодня в десятый раз пересматривала итальянский фильм о Марии Каллас, говорят, что она пять лет ждала приглашения в Мет. И я очень готовлюсь. Волнения пока нет, но оно, несомненно, будет перед выходом на сцену.

Меня иногда спрашивают и поклонники, и начинающие певцы: как побороть волнение? А не нужно с ним бороться, это просто не получится. Оно всегда будет, пока ты с полной ответственностью и профессионализмом относишься к своему делу. И я наблюдаю это у больших певцов, у того же Пласидо Доминго. Мы пели недавно вместе «Искатели жемчуга» Бизе на Зальцбургском фестивале. И я очень внимательно наблюдала за маэстро Доминго, за его техникой, которая не поменялась с годами. Как говорит мой педагог по вокалу, он поет «как по учебнику». Иногда артист, достигая определенной высоты, думает: «Ну, меня теперь полюбят любым, можно расслабиться». Но феномен Доминго в том, что он себе такого не позволяет. И он до сих пор волнуется. Думала, что я там одна переживаю, все-таки дебют в Зальцбурге, к тому же главная партия сопрано. Но Доминго ходил такой мрачный за кулисами, что даже в какой-то момент спросила его: «Маэстро, все в порядке?» Он ответил: «Да, все хорошо». Хотя чувствовалось его сумасшедшее волнение. И это человек, который столько раз пел и Надира, и Зургу, и просто выдающийся и всеми признанный мастер оперной сцены. Но это есть показатель высочайшего профессионализма.

— Ваша Церлина в «Дон Жуане» Метрополитен-опера должна, видимо, окончательно закрепить за Аидой Гарифуллиной статус нового секс-символа оперной сцены. Вам это лестно?

— Конечно, лестно, я же девушка. Надо посмотреть, какие у метовской Церлины есть сексуальные черты (смеется). Но она менее обольстительная, чем, скажем, Сюзанна из «Свадьбы Фигаро». Сюзанна — она такая знающая себе цену, знающая, чего хочет. Церлина пока мечется, не может определиться, с каким женихом хочет быть. Но Дон Жуан — это ее первая настоящая страсть, настоящий костер для мотылька.

«Мне нравится внимание, и это было понятно уже в пять лет, когда стояла на сцене и не боялась публики»Фото: Ирина Ерохина

«ДЛЯ МЕНЯ БЫЛО РАДОСТНО ПОРАБОТАТЬ С ФИЛИППОМ КИРКОРОВЫМ»

— Аида, вообще, вы создаете ощущение человека, который от всего получает удовольствие. Тяжелая оперная премьера — кайфуете, церемония вручения наград гламурного журнала — кайфуете, примеряете новые наряды от известных дизайнеров в «Инстаграме» — тоже кайфуете. Вам так нравится вот эта публичность, которая сопровождает любого известного артиста?

— Конечно, если бы я не получала удовольствия, разве пошла бы в эту профессию? Мне нравится внимание, и это было понятно уже в пять лет, когда стояла на сцене и не боялась публики. Позитив, который дарят зрителям я и мой голос — это очень важно. Но я не тусовочный человек, кстати. Однако, если меня куда-то зовут, то не буду сидеть и грустить, считаю себя позитивным человеком, старающимся получать от жизни радость.

— Но вы себя чувствуете звездой?

— Слово «звезда» меня всегда немного смущает, хотя, наверное, надо радоваться ему, но мне все время хочется сказать: «Подождите, я еще в пути, мне еще многое предстоит сделать».

Конечно, я люблю свою работу, спектакли, несмотря на усталость, несмотря на то, как сложно это порой дается, говорю о репетициях, о разных постановках, о разных взглядах режиссеров, которые не всегда совпадают с твоими. И их приходится принимать. Конечно же, это приходит с опытом, потому что нужно уметь общаться с режиссерами, уметь объяснить свое видение, спросить, что думает постановщик, можно ли с другой стороны увидеть этот характер. Те режиссеры, с которыми я работала, всегда были открыты в этом вопросе. И Дима Черняков — благодарна ему в этом плане, он тоже очень гибкий. Конечно, у него есть своя мысль, своя позиция, и он сильно за нее держится. И если вокально что-то совсем не подходит, он до последнего будет тебя просить: «Аида, ты все-таки найди возможность, ты же профессионал, ты же оперная певица. Я уверен в тебе, даже не сомневайся…» Но, в конце концов, если все-таки вокально что-то идет не так, он пойдет на компромисс.

— Вам никто не сказал, после выхода клипа Филиппа Киркорова, где вы снялись: «Аида, ты же оперная певица, ну…»

— Мне все равно, честно. Филипп — мой друг, мне нравится эта песня, и я его обожаю. Для меня было радостно поработать с Филиппом, клип получился красивый. Он со своими детками, скорее всего, придет на мой сольный концерт в Москве. И Игорь Яковлевич Крутой тоже придет. Я получаю поддержку от них, они мои друзья, и они получают поддержку от меня. А буквально недавно вышел наш клип с Андреа Бочелли…

Все в жизни должно иметь баланс. Я не ограничиваю себя только оперой. Раньше меня это задевало, мол, ой, ты поешь кроссовер. Но это мое решение. Завтра я могу спеть джаз… Если получается, почему нет? Главное, все делать профессионально, с чувством стиля и со вкусом. И мне нравятся разные направления в музыке… А опера — это моя константа, в ней я буду всегда. Она меня не отпустит и не потеряет. Так что мои коллаборации будут продолжаться. И с Андреа Бочелли, кстати, у нас в феврале будут два концерта в Метрополитен-опера, Алла бирса.

«С РОББИ ВСЕ БЫЛО ОЧЕНЬ БЫСТРО, ПРОСТО МОЛНИЕНОСНО»

— Конечно, мы должны вспомнить о ваших выступлениях, связанных с футбольным чемпионатом мира в России. Когда был тот самый концерт на Красной площади, казалось, что очень холодно, вы в открытом платье, а в глазах слезы…

— Вы знаете, я не помню этого. Но точно в Москве было не так холодно, как недавно в Пекине, мне было с чем сравнивать.

Я полетела в Китай, взяла только летние вещи, открытые платья. Мы летели из Шанхая, успешный был концерт, пели «Кармина Бурана» со звездным китайским дирижером Лонг Ю, такой «китайский Гергиев». С ним у нас, дай бог, в следующем сезоне предстоит тур по Китаю. В Шанхае мы выступали в закрытом помещении, а в Пекине — на открытой сцене в Запретном городе. Это было великолепно, он выглядит как старые голливудские фильмы про Китай, где вот эти резные деревянные дома, раскрашенные в главные китайские цвета: красный, зеленый, желтый. Это настолько красиво. И этот город закрытый, туда нет прямого доступа. Возможно, там проходят туры, я не знаю, но раньше по его улочкам разгуливала только китайская императорская семья. И в последний раз там был концерт 12 лет назад.

Это было празднование 120-летия Deutsche Grammophon, для нас открыли город, но температура вдруг с +24 она упала до +9…

— Не было возможности отменить выступление?

— Нет, конечно. Выступление транслировалось на весь мир, почти как чемпионат мира по футболу. И мне нашли теплую шубу, в которой я и выступала. Вот там точно текли слезы, везде были прикреплены утепляющие патчи. Знаете, что это такое? Я сама впервые узнала о них. Есть такие пакетики, которые кладешь в карман, и при соприкосновении с кожей они нагреваются, наверное, до 50 градусов. И до выхода на сцену я пила горячий чай, литров пять, наверное, выпила, честно. И все равно не согрелась, но вышла и спела.

— С Робби Уильямсом тоже спели. Как все прошло?

— С Робби все было очень быстро, просто молниеносно. Это как в песнях поется, что подготовка к празднику — это такой долгожданный период, а сам праздник происходит очень быстро. И остаются только воспоминания. У меня была всего лишь одна репетиция с Робби. Потому что на следующий день после репетиции у меня был концерт, а у него нет. Я поспала четыре часа… И с трясущимися руками, ногами выходила на сцену. У меня даже не было возможности порепетировать выезд на Жар-птице. Для такого важного события одна репетиция — это героизм, я бы сказала. Но все случилось, и все получилось. А сборная России разгромила Саудовскую Аравию.

Кстати, знаки — я всегда на них обращаю внимание. Тогда была победа России, а перед церемонией закрытия чемпионата мира, накануне, я пела в Париже в День взятия Бастилии — 14 июля. Меня пригласили второй раз петь  — это огромный концерт на Марсовом поле, хотя они редко приглашают артистов повторно. Но так как у меня были громкие премьеры в столице Франции, то позвали. А на следующий день в ночь мы уже летели с мамой в Москву. А Франция выиграла чемпионат мира!

«ТАК КАК Я РЕДКО БЫВАЮ В РОССИИ, МНЕ ХОТЕЛОСЬ СОБРАТЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ ПУБЛИКИ»

— Теперь у вас российский тур.

— Я с большой ответственностью отношусь к этому российскому туру, очень долго его ждала, готовилась. А за казанский концерт, честно говоря, волнуюсь даже больше, чем перед моим дебютом на парижской сцене. Мне так хочется доставить публике радость, удовольствие, чтобы публика не разочаровалась в своих ожиданиях (концерт состоялся 8 декабря — прим. ред.). Так они долго меня ждали… Знаю, не все были согласны с тем, что я татарочка, и при этом редко пою в Казани. Приходится читать такие строки в соцсетях. Но, согласитесь, не всегда в жизни все зависит от нас, тем более в жизни артиста: это и плотный график выступлений, репетиций, интервью, деловые встречи, частые переезды… много всего!

К этому туру я подготовила уже более серьезную программу. В концерте прозвучат партии из «Русалки», «Нормы». Эти арии я уже исполняла, и они, скажем так, в моем репертуаре стабильно присутствуют. Из «Снегурочки» в этом году я решила показать последнюю «Сцену таяния», она очень драматичная и контрастная, требует огромной концентрации как в психологическом плане, так и вокальном. В общем, мои дорогие зрители смогут услышать и пережить самые разные состояния и эмоции!

Сейчас же так совпали звезды, что мы с маэстро Сладковским смогли найти даты.  

— С ГСО РТ вы выступаете в Казани, Москве и Альметьевске, а потом с оркестром Мариинского театра и Валерием Гергиевым в Мариинке-2. Между прочим, Анна Нетребко недавно для сольного концерта выбрала более камерный концертный зал — Мариинку-3. А вы замахнулись на большую площадку, где проходят оперные премьеры театра.

— После чемпионата мира геройство проснулось во мне, я решила, была — не была (смеется). Все концерты, вы правильно говорите, проходят в Мариинке-3, потому что там шикарная акустика, я там пела не раз в «Любовном напитке». Напрягаться в этом зале совершенно не приходится. Открываешь рот, и голос свободно льется до самых пос

« назад